Эксперимент

– Да ничего особенного! Просто у меня больше ничего нет…Вообще ничего, Левиафан. Ни настоящего, ни будущего, одно прошлое. Хорошо ли это, жить постоянно в прошлом, думать только о нем? – задумчиво и неясно ответила Лилит.

– Тебя отчислили, да? – Но Левиафан без особого труда догадался о причине такого удрученного настроения своей мегеры.

– Да, я неудачница, меня даже из ВУЗа выперли…А ведь все могло повернуться совсем в другую сторону, если бы я поступила по-другому, в конце ноября прошлого года. Я даже могу представить себе в ярких тонах и красках, свои оставшиеся полтора года учебы, как я защищаю диплом и выпускаюсь. Но все рухнуло, так быстро и не по-человечески. Знаешь, как будто строилась высокая башня, с хорошим фундаментом, устойчивым и твердым. А потом, всего лишь один кирпичик, который криво лег на кладку, подвел все это грандиозное сооружение. Оно рухнуло, оставив после себя кучу пыли. А мне ничего больше не остается, как сидеть в этом грязном облаке и глотать с горечью пыль, проклиная в душе нерадивый кирпич.

– Этот кирпич в твоей башне – я, да? – с подозрением в глазах спросил Левиафан, поглаживая ее по руке.

Лилит внимательно посмотрела на него и улыбнулась.

– Нет, дорогой мой, этот кирпичик – моя дурость и глупость. К сожалению, ты здесь практически не при чем. Ты, своим появлением только всего лишь на один миллиметр сдвинул его в конструкции. Поверь мне, один миллиметр – это фигня. Левиафан, мне кажется, что моя жизнь рушится по этим кирпичикам, прямо у меня на глазах. А я, вместо того, чтобы собирать эти кирпичи и пытаться восстановить все, сижу с широко открытыми глазами и смотрю на этот апокалипсис, и руки тихо сложены. Они ничего не делают. Я полностью безучастна к своей собственной жизни. Как и все люди, смотрят на разрушение и продолжают сидеть бездейственно. Забавно, но я даже не чувствую боли из-за этого, нет даже намека на какие-либо переживания, мне как будто безразлично, но в тоже время пусто. А пустота еще хуже, чем безразличие. Такое чувство, качество, свойственно куклам. Это они пустые и снаружи, и внутри. И я с ужасом понимаю, что люди – это не что иное, как просто марионетки, и сделали они себя такими сами, без чей-либо помощи. Бездушные куклы, с ниточками на руках, без времени, без пути и без жизни. Мы сидим и дергаем сами себя за эти ниточки. Левиафан, эти нитки, они такие тонкие, что каждый раз мне кажется, что она вот-вот порвется и что тогда делать? Другая кукла не придет чтобы подлатать тебя, потому что в этом мире можно рассчитывать только на себя. Но как можно полагаться на себя, когда видно, что нити, держащие руки, тоньше, чем нити паутины? Меня так мучает вся это кукольная жизнь. Интересно? Нет, дорогой, не интересно! Более того, это страшно. Страшно понимать это, а жить – нет. Мне хочется ничего не понимать, ничего не видеть, ничего не чувствовать, только сидеть и ждать, когда порвутся эти нитки! Господи, я только сейчас понимаю, как же ты был прав, обозвав нас игрушками! Это же так и есть! Только мы игрушки не для вампиров, а в первую очередь сами для себя. Мы все играем в людей, в чувства, в жизнь, в конце концов. Долбаные марионетки, глупые куклы, с непреодолимым эгоцентризмом, с непоколебимой уверенностью…одним словом – ни с чем, с пустотой! Мне больно, Левиафан, больно!

Лилит лежала и с ужасом на лице описывала свои чувства и переживания. Ее колотило внутри, но снаружи она, со своей бледностью, действительно выглядела как кукла, красивая кукла, безжизненная, но жестокая.

– Милая! – восторженно вскрикнул он. – Я рад, что ты, наконец, созналась в моей правоте. Но все-таки не все вы прямо куклы. Кукла – это слишком мягко подобранное слово, этим словом можно назвать лишь меньшую часть людей, остальные – вообще ничто! Но массовое «ничто» имеет огромную силу и уверенность, но только не в своей ничтожности! – Левиафан блаженно закрыл глаза, слега потягиваясь. Разоблачение великой цивилизации для него было излюбленной темой.