– Мы начинаем ценить все, что когда-то потеряли, и не можем больше вернуть. Когда я потерял привычку есть, тогда и начала ценить пищу. Человеку очень тяжело любить то, что он имеет, потому что в этом нет смысла. Зачем тратить чувства и эмоции на то, что находится под боком? Человек очень любит делать бессмысленные вещи, например, когда он начинает ценить потерю чего-либо – это же эмоциональный выплеск в пустоту! Если этого предмета или существа больше нет, зачем в таком случае его ценить? Это логический вопрос, вытекающий из всего этого. Кто-то ценит своих родителей, которых больше нет рядом, и ненавидит себя за то, что когда-то не слушался их, а они оказались правы практически во всем. Кто-то со слезами на глазах вспоминает о засохшем алое на подоконнике, и дико жалеет, что забывал его поливать, и что просто было лень это делать. Кто-то думает о своей глупости и дурных выходках по отношению к близкому и любимому человеку, которого уже больше нет рядом. Кто-то, как я, ценит вкусную пищу, который не чувствовал уже много лет. Это клево, Лилит, понимать, что ты никогда в жизни больше не приобретешь потерянную вещь или существо, и ничего не остается, как только лить крокодильи слезы. Потому что, когда-то на это что-то не обращалось должного внимания. Потрясающее чувство, время, когда человек, тихо-тихо, признается все-таки самому себе (а это тоже уже не плохо), что он был козлом и слепым бесчувственным чурбаном по отношению к чему-нибудь или к кому-нибудь, только это обычно происходит с запозданием.
– У тебя уже давно нет человеческой жизни, но ты не начал ее ценить. А я вижу, что иногда, в твоих насмешливых глазах проскальзывает легкий бриз тоски. Но ты, полностью погрязший в объятиях своей гордости и эгоизма, фантастически играешь роль человека, которому абсолютно на все наплевать. Хватит ли тебе сил сознаться мне сейчас в том, что ты все-таки, где-то глубоко-глубоко, в недрах твоего изуверского и сухого сердца, ценишь потерю жизни? Мне кажется, что так и есть, и людей ты убиваешь, потому что на это тебя толкает чернейшая зависть! – Лилит шептала, наклонившись через стол.
Левиафан улыбнулся, и, тоже слегка наклонившись, прилег на стол.
– Нет, Лилит! Не путай зависть и ненависть. Я очень тоскую по жизни, но я ненавижу тех, кому она дана сейчас. Ненавижу за то, что они не ценят ее, и вообще ничего не ценят вокруг себя. Тех, кто верит в реинкарнацию или просто хотя бы в существование души, лишать жизни приятнее всего. Потому что может их души задумаются о столь великой потере, как жизнь. Что касается остальных, они, собственно, ничего не теряют, когда умирают. А зависть, кстати, это тоже хорошее и положительное чувство. Она дает стимул сделать что-то. Половина населения воспринимает этот стимул в не хорошем смысле и делает такие же выводы, а затем и отвратительные, вытекающие из этого поступки. Другая половина воспринимает зависть как некого помощника, то есть в хорошем смысле, и старается достичь собственными силами то, чему они позавидовали. Так что, я прям букет наилучших человеческих чувств и эмоций! – он оскалили зубы, и позвал официанта.
Левиафан заказал столько еды, как будто вместо них двоих, за столом сидело человек пять. Лилит ограничилась бокалом мятного напитка и салатом.
– Вот видишь, ты не ценишь еду! – уплетая все с тарелки, с набитым ртом пробубнил он, глядя на ее скромный заказ.
– Ты иногда вызываешь во мне радостные чувства и эмоции, как сейчас, но иногда, ты умудряешься меня так взбесить, что мне хочется тебя убить! – усмехнулась она.
– Ага, ты почти это сделала, когда расковыривала мои ребра ножом! – Левиафан разглядывал лист салата на вилке.
Лилит помотала головой и откинулась в кресле.
По дороге в клуб они долгое время молчали. Левиафан ни разу не посмотрел в ее сторону, он был слишком сосредоточен на дороге и на своих мыслях. На удивление, на дорогах было очень много машин. Лилит неотрывно смотрела в панель машины.
– Как сильно ты меня любишь? – неожиданно спросила она.
– А! – Левиафан подпрыгнул за рулем и вытаращился на девушку, словно первый раз увидел. – Ты меня напугала, я забыл, что ты со мной едешь!
– Замечательно! – озлобленно шепнула она, отворачиваясь к окну.
– А почему ты задаешь такой странный, мягко говоря, вопрос? – настороженно спросил Левиафан.