– Нет, не так. Судьба, все-таки, не безжалостная тварь. В принципе, она всегда дает шанс людям, двоякое действие. Например, я не думаю, что в твоей судьбе было предписано, что ты будешь встречаться с вампиром. Тебе просто дали выбор, и ты его сделала. Когда твоя же судьба отводила тебя от меня, ты опять сделала свой выбор и не в ее пользу. Ты не можешь сотворить свою судьбу, но ты можешь воспользоваться тем, что она тебе дает. И как ты этим воспользуешься – это будет твой выбор и твоя ошибка. Что касается нелепой смерти Марка, то мне кажется, что судьба и смерть идут нога в ногу, они хорошие подружки. Только судьба более благосклонна потому, что дает шанс сделать выбор, а смерть – не дает. И когда она хочет забрать кого-то у жизни, она приходит к судьбе и говорит: «Все! Хватит с него попыток и шансов! Я забираю его!». И в этот момент уже неважно, где ты будешь, решение было принято. Если ты дома, то у тебя случится сердечный приступ. Если ты в поезде, то он сойдет с рельс, но погибнешь только ты. Лилит, ты никогда не замечала, что люди вспоминают о судьбе, когда рядом смерть? Они не могут существовать друг без друга. Там что-то происходит наверху! – внезапно сказал он, вскочил и побежал в комнату, где они оставили Жаклин.
Когда он вошел, Жаклин наносила последний порез на венах. Он мгновенно подлетел к ней и зажал ей руки, тем самым останавливая кровь и ее глупые действия.
– Вызывай врача! Психиатра желательно! – крикнул он вошедшей Лилит.
19
Лилит закрыла глаза и в памяти всплыла картина, в которой, словно в фильме, двигались люди. Жаклин вырывается и кричит, санитары пытаются скрутить девушку в свадебном платье. Оно уже не белое – весь подол в крови. У Жаклин совершенно не понимающий взгляд, она смотрит сквозь людей, сквозь стены. А смотрит ли она вообще? Такой абсолютно стеклянный взгляд, как будто ее глаза ненастоящие, и она пытается посмотреть сквозь искусственную призму, но она ничего не видит. Ее окутывает дикая сердечная боль. Она потеряла человека, ради которого начала меняться, она потеряла себя. Сумасшествие продралось в ее мозг. Это не любовь вены резала – это помешательство. Санитары вкалывают ей какой-то мощный антидепрессант, вперемешку со снотворным и успокоительным. Жаклин, задыхаясь, опускается на колени и закатывает глаза. С ее головы не переставая сыпется белые цветы от фаты, но она уже их не видит. К ней подходит врач, открывает ей веки и светит маленьким фонариком в глаз. Зрачки реагируют на свет и начинают сужаться. Он открывает ей рот и осматривает полость. С такой брезгливостью и тошнотворностью он все это делает, что Лилит хочется переломать ему руки. Врач не понимает, он психиатр, он каждый день такое видит, привык. Жаклин лежит на полу с закрытыми глазами, ее дыхание свистящее, рядом с ней лежит фата. Лилит смотрит на ее руки: сквозь забинтованные порезы сочится кровь. Переломанные ногти, и вместо них тоже – кровь. Врач требует, чтобы ее раздели потому, что кровавая принцесса в отделении не нужна. Лилит хочет помочь, но ее не пускают. Санитары грубо режут шнурки на корсете и, совсем не по-человечески, без капли сострадания, стягивают его, юбки от платья, они просто отшвыривают их ногами в сторону. Жаклин лежит в одном белом нижним белье, а везде, под ногами, хрустит бисер, осыпавшийся с ее платья. Потом доктор заполняет какие-то бумаги, небрежно кивает санитарам на обколотое успокоительным тело. Они поднимают его, сообщают номер больницы и уходят…
– Милая, ты мне не нравишься в таком состоянии. Я бы очень не хотел выписывать тебя в соседнюю палату к Жаклин.
– Я никак не могу выкинуть из головы вчерашний день. Жестокость врачей, безразличие жизни…
Левиафан бросил на нее косой взгляд и пошел бродить по комнате, что-то бормоча или напевая себе под нос.
– Почему ты все время улыбаешься и поешь? – спросила Лилит, наблюдая за ним.
– Я релаксирую. Песни помогают отвлечься, абстрагировать мозг, а улыбка помогает не заводить нервную систему. Да и в конце концов, я просто люблю петь и улыбаться, я так больше похож на дурака. А дуракам, знаешь ли, намного проще живется, и судьба на них плюет, и смерть вроде не трогает.
– Что-то я не могу сказать по Жаклин, что ей хорошо живется…
– Жаклин по-настоящему умом тронулась, а я говорю о людях, которые подло прикидываются дураками и живут хорошо, пользуясь выгодой от этого слова, вида и поведения.
– Левиафан, отстань от меня! У меня нет настроения слушать это. – Лилит встала, взяла ключи от машины и прошла мимо вампира.
– Куда это ты? – спросил он удивленно, провожая ее взглядом.
– Пойду, покатаюсь…– бросила она, хлопнув дверью.