Экспедиция в один конец

В сундуке, по словам завхоза, лежали монеты, золотые кресты, перстни и ожерелья.

Племянник в задумчивости выпятил нижнюю губу, замершим взором глядя на наполненные водкой стопки и ломти грубо нарезанного домашнего сала. Неуверенным голосом предложил завхозу присоединиться к трапезе.

Опрокинув рюмку, тот заговорщически зачастил, переводя преданный взор с участкового на его дядю, чья принадлежность ко всемогущей госбезопасности вызывала у сельского жителя благоговейное почтение, привитое еще в достопамятную сталинскую эпоху.

— Я каптерку запер — и сразу же к вам! — подобострастно и торопливо докладывал дедок. — Я закон разумею! Я чтобы чего взял — это ни–ни!

— Никому не сболтнул? — грозно вопросил Сенчук.

— Дак чтоб я… — Старик истово перекрестился и тут же, стесненно кашлянув, спрятал руку, произведшую идеологически неверную жестикуляцию, под стол. — Дак… мы же с пониманием…

— Прошлый год тоже золотишко в монастыре нашли, — сказал Сенчуку племянник. — Целый горшок с монетами в старой кладке. Хоронили монахи добро, когда набеги были…

— Известное дело! — поддакнул завхоз. — С шестнадцатого века обитель стоит, чего тут только не случалось — и битвы, и…

— Ну ладно. — Сенчук поднялся из-за стола, выглянул в окно, за которым лиловели холодные апрельские сумерки. — Я думаю, в целях общего развития недурно и взглянуть на всю эту археологию, но, чтобы не возбуждать население общим составом нашей компании, двинем-ка мы потихоньку, без габаритных, как говорится, огней, через овраг… Лопата у тебя в каптерке есть? Нет? Надо прихватить, покопать возле сундука, вдруг чего предки наши обронили, а вдруг и умышленно в землицу уместили, а сундук с ломом для отвода глаз на показ выставили, у них ведь тоже головы не на гончарном круге делались…

— Толково! — простодушно восхитился завхоз. — Это ж надо так это… заподозрить, а?! Вот так ум, а?!

— Мне и платят, чтобы я подозревал тогда, когда подозревать нечего, процедил Сенчук, натягивая телогрейку. — А о том, что я большой красавец, я знаю самостоятельно. Ты, дед, вот что… Иди к хозяйке своей, скажи, что на рыбалку с нами собрался, сети проверить. Народ будоражить не надо, а то, не ровен час, весь монастырь на кирпичи разнесут. Ты, — кивнул племяннику, вместе с ним сходи, уговори старуху его, коли ерепениться будет.

Племянник кивнул, с жалостью глядя на недопитую бутылку. Три дня назад он отвез в городскую больницу жену, страдавшую женскими недомоганиями, и теперь активно предавался пьянству, наверстывая упущенные дни вынужденной трезвости, к коей принуждала его сварливая и властная домоправительница.

Глядя на его угрюмую спину в проеме двери, Сенчук подумал, что лучшее, на что может рассчитывать этот недоумок, — на долгую жизнь в качестве участкового милиционера, а после выслуги лет — на непродолжительную жизнь участкового милиционера в отставке.

Порой его даже коробило от надменного хамства племянничка и его склонства к неоправданному рукоприкладству по отношению к безответным селянам, продиктованному, видимо, какой-то саднящей озлобленностью к своему бытию, которое в общем-то отличалось сытостью и безмятежностью.

Этот парень мог бы быть счастлив, но счастлив не был. Хотя кто видел хоть раз счастливого милиционера?

К монастырю они прошли оврагом, затем взобрались на холм с бастионом угловой сторожевой вышки и, отперев чугунную низенькую дверцу, очутились у здания бывшей монашеской трапезной, где располагалась каптерка.

— И это же надо! — восторженным шепотом восклицал завхоз, нащупывая на стене выключатель. — Двадцать лет над этим сундуком сидел и даже не думал, что такое счастье под моей, извините, люди добрые, задницей!

— Какое еще счастье? — хмуро вопросил участковый.

— Как?! — Старик испуганно оглянулся на него, затем перевел ищущий взгляд на степенного Сенчука. — Ведь закон… Если клад, то полагается… Двадцать пять процентов… Ведь правда, товарищ полковник?

— В любом случае, братец, — подтвердил тот. — Даже если кладом является твоя супруга.

Старик захихикал, мелко тряся высохшей головой и оголяя фиолетовые десны, усаженные кривыми и редкими, как незадавшийся сельдерей на грядке, зубами. На Сенчука повеяло ядреным чесночным перегаром, и он дернул щекой досадливо.

Вошли в каптерку, чьи окна занавешивали грязные темно–синие портьеры из траченного молью бархата.

Старик наклонился над зевом подвала, из которого несло ледяной сыростью.

Включив "переноску", спустились в тесное подземелье, достали из него тяжелый сундук, окованный пушистым от рыжей ржавчины железом.

Откинув крышку, Сенчук невольно закусил губу, с первого же взгляда уяснив неподдающуюся исчислению ценность старинных ювелирных украшений.

— Ну? — дрогнувшим голосом вопросил завхоз. — Как это… а? Племянник, достав из сундука золотое распятие, украшенное изумрудами и рубинами, ошеломленно прокомментировал:

— Ну, бля, дела, бля…

Данный неопределенный артикль являлся существенной частью его общего словарного запаса.