Экспедиция в любовь

— Мишка, ну ты подумай сам: нам с одной Ксюхой заниматься толком некогда, а что со вторым делать? Опять на маму с папой сваливать? Так им и с Ксенией возни хватает, они уже не молоденькие. Ну хорошо, зимой-то мы справимся, это не такая уж проблема. А вот летом что делать?

Мишка, помолчав, нерешительно произнес:

— А может, ты с полем повременишь несколько лет? У тебя материала — на три докторских хватит. Поработала бы в городе, пока детишки подрастут…

— Ага, а потом причесала бы седые волосы, уложила в рюкзак запасную вставную челюсть и потопала по оврагам с палочкой?

— Ну что ты преувеличиваешь! — с досадой откликнулся муж. — В конце концов, при желании всегда можно что-то придумать. Могу и я летом в городе оставаться, все равно мне поле, похоже, уже не светит, специфика стала не та.

Маша подумала еще немного и жалобно взмолилась:

— Мишенька, по-моему, ты слишком торопишься!

— Почему это? — не сдавался Мишка, который никогда не был таким упрямым и всегда проявлял покладистость.

— Давай отложим этот разговор.

— На сколько? Мы уже откладываем его шесть лет, с тех пор как Ксюшке годик исполнился. Представляешь, как здорово было бы, если бы двое ребятишек вместе росли! Сколько еще откладывать? Год, два? Или просто отложить и забыть?

— Ну, не знаю, — пожала плечами Маша. — У меня следующий полевой сезон намечается очень интересный, и я не могу вот так все бросить. Миш, ты…

Однако Мишка не дал ей договорить. Встал и вышел из комнаты. Тогда они чуть-чуть не поссорились, однако перед самым ее отъездом все же помирились. Маша быстро забыла, об этом разговоре, а вот теперь почему-то вспомнила. Ей так захотелось домой, к Ксюше, к Мишке…

А отъезд был не за горами. Недели через три нужно было уже постепенно сворачивать полевые работы и готовиться к отъезду. Стало заметно холоднее, особенно по ночам, и теперь вечерами в столовой не было никого. Все собирались в камеральной палатке, которая если и не давала тепла, то хотя бы защищала от неприятного ветра. Спать приходилось в спальном мешке да еще и укрывшись одеялом — Маша терпеть этого не могла, но деваться было некуда, не мерзнуть же всю ночь.

Баню топили чаще, чем раньше, и можно было согреться в парилке. Правда, как-то раз, когда все сидели за ужином, из бани раздался душераздирающий женский вопль. Маша сразу сообразила, что так орать могла только Татьяна — ее не было на обычном месте за столом. Вся толпа, едва не вырвав с корнем лавки, понеслась в баню спасать Таню от неведомой опасности. «Господи, кипятком она, что ли, обварилась?» — в ужасе думала Маша, летя вслед за всеми к берегу.

Дверь в предбанник оказалась запертой изнутри. По крайней мере было ясно, что на Татьяну никакой злоумышленник не напал. Ребята неуверенно топтались возле двери, когда изнутри донесся новый вопль, по силе едва ли не превосходящий первый.

Не раздумывая, Павел с разбегу ударил плечом в дверь и ввалился внутрь. Остальные начали тесниться в дверном проеме за его спиной, и глазам всей экспедиции предстало дивное зрелище. Татьяна стояла в дальнем углу предбанника совершенно голая, с открытым ртом, собираясь вновь испустить свой знаменитый крик. А с потолка, прямо возле входной двери, свешивался клубок змей, заползших погреться. Можно было бы спрятаться в парилке, но над ее дверью тоже маячила одинокая змеиная голова. Присмотревшись, Маша увидела на ней ярко-оранжевые пятна. Те, что свисали у входа, были испещрены в точности такими же.

— Да уберите же их! — заорала Таня, совершенно не обращая внимания на свой костюм Евы.

Пашка, сгибаясь пополам от смеха, притащил палку и аккуратно подцепил ею извивающийся клубок. Отбросив его подальше, он вернулся в предбанник, однако Таня уже немного опомнилась:

— Ну что уставились? Бабу голую не видали? Идите все отсюда! Нет, стойте снаружи, не уходите — вдруг вон та на меня кинется.

— Танечка, да это ужи, — попытался успокоить ее Дима, однако это не возымело действия.

— Да по мне все равно — что ужи, что анаконды! Все равно гадость!

С тех пор, заходя в баню, и Маша, и Татьяна тщательно обшаривали все углы, а Татьяна одна ходить туда вообще отказывалась. А отказаться от удовольствия погреться в парилке она не могла — уж очень сыро и прохладно было в палатках. Геологи и студенты потребляли теперь огромное количество не холодного компота, а горячего чая. Да и аппетит их заметно вырос — Дядя Ваня без устали жаловалась на тяжкий труд и на то, что такую ораву обжор прокормить ей не под силу.

Дожди шли чаще, а маршруты из-за этого стали реже, и народ почти не роптал на невкусную еду — у Маши и Татьяны теперь было время самим повозиться на кухне, в которой, кстати, было теплее, чем во всех остальных местах.

Уже все, и не только Маша, с нетерпением поджидали того момента, когда Рузаев, поправив вечно сползающие ему на самый кончик носа очки, скажет за ужином или за завтраком:

— Ну что, ребятишки? Зажились мы здесь, пора и честь знать. Завтра начинаем собираться!