Внезапно Китти с силой вырвалась из его объятий и соскочила с кровати.
- Нет! - вскричала она.
Ари застыл на месте.
Слезы брызнули из глаз Китти. Она прижималась спиной к стене, пытаясь изо всех сил подавить дрожь во всем теле. Она упала в кресло. Прошло несколько минут, прежде чем дрожь улеглась и дыхание снова стало ровным. Ари стоял перед ней и не сводил с нее взгляда.
- Вы меня, наверно, ненавидите, - сказала она наконец.
Он не ответил. Она посмотрела на его огромную фигуру и прочитала на его лице глубокую обиду.
- Ну, Ари... скажите что-нибудь. Чего ж вы?
Он не ответил.
Китти медленно поднялась и посмотрела ему в глаза.
- Я так не хочу, Ари. Я не хочу, чтобы меня взяли силой. Боюсь, во всем виновата луна...
- Вот уж не думал, что я имею дело со строптивой девственницей, - произнес наконец Ари.
- Ари, пожалуйста...
- Мне некогда играть в любишь - не любишь и заниматься болтовней. Я - не юноша, и вы - взрослая женщина.
- Как метко вы это выразили!
Его голос звучал сухо.
- Если вы не возражаете, я выйду через дверь.
Китти вздрогнула, когда дверь хлопнула. Она долго простояла у венецианского окна, ведущего на балкон и смотрела на море. Галилейское море сердито бушевало, а луна исчезла за огромной черной тучей. Китти все еще не пришла в себя. Почему она его оттолкнула? Она никогда еще не питала такого сильного чувства к мужчине и никогда не теряла самообладания до такой степени, как в этот раз. Она испугалась собственной необузданности.
Она уверяла себя, что Ари Бен Канаан вовсе ее не любит. Она ему нужна разве что на одну ночь. Ни один мужчина еще так к ней не относился. Затем ей стало ясно, что она испугалась своего собственного чувства к нему, этого вожделения, из-за которого она, чего доброго, могла остаться в Палестине. Никогда это не должно повториться. Она и Карен должны уехать отсюда, и ничто не должно препятствовать этому. Она просто боялась Ари: Ари мог разрушить все ее планы. Если бы он проявил хоть малейшее чувство настоящей любви, она бы, пожалуй, не устояла. Одна мысль о его неприступности укрепляла в ней решимость не поддаваться и успокаивала ее, но в то же время, по какой-то странной логике, и расстраивала ее.
Китти бросилась на кровать и, под завывание ветра с моря, в изнеможении заснула.
К утру море успокоилось.
Китти сбросила с себя одеяло, соскочила с кровати, и тут же на нее нахлынули события прошлой ночи. Она покраснела. Ничего страшного, правда, не произошло, но все-таки она чувствовала себя неловко. Она спровоцировала сцену, и не приходилось сомневаться, что Ари отнесся к ней, как к дешевой и, пожалуй, даже смешной мелодраме. Она одна во всем виновата. Но ничего, она переговорит с ним обо всем, ясно и недвусмысленно, и все снова станет хорошо. Она быстро оделась и спустилась в ресторан, дожидаясь Ари. Она обдумывала, как ей лучше начать разговор.
Китти попивала кофе и ждала.
Прошло полчаса, а Ари все не показывался. Она скомкала третью сигарету и подошла к администратору.
- Вы, случайно, не видели мистера Бен Канаана? - спросила она.
- Мистер Бен Канаан выписался в шесть утра.
- Он не сказал, куда он едет?
- Мистер Бен Канаан никогда не говорит, куда он едет.
- Может быть он оставил что-нибудь для меня?
Администратор обернулся. Полка была пустая, только один ключ висел.
Понятно... Извините за беспокойство.
Глава 11
Дов Ландау снял номер в полуразрушенной третьеразрядной гостинице на Канатной улице в Старом Иерусалиме. Он прошел, как ему велели, в кафе "Саладин" на Наблусской улице неподалеку от Дамасских ворот и оставил там свою фамилию и адрес для Бар Исраэля.
Дов заложил золотые кольца и браслеты, украденные в Ган-Дафне, и принялся изучать Иерусалим. Для бывшей крысы варшавского гетто и опытного воришки Иерусалим был чрезвычайно прост. Не прошло и трех дней, как Дов знал на зубок каждый переулок Старого города, а заодно и прилегающих торговых кварталов. Его вороватые глаза замечали, а ловкие руки уносили достаточно ценных вещей, чтобы хватало на жизнь. Скрыться потом в базарной толпе или в узких переулках было для него сущим пустяком.
Большую часть денег Дов потратил на книги и на художественные принадлежности. Он порылся во всех книжных лавках Яфской улицы и унес оттуда книги по искусству, черчению и архитектуре.
Затем он закрылся в номере со своими книгами, художественными и чертежными принадлежностями, запасом сушеных фруктов и фруктового сока в бутылках, и стал ждать, чтобы Маккавеи установили с ним связь. Дов сидел над книгами до глубокой ночи. Света не было, приходилось жечь свечи.