Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

Он позвонил в четверг, но телефон не отвечал. Он позвонил в субботу, и опять никто не подошел. В понедельник, когда Мередит опять позвонил и опять безрезультатно, он начал волноваться. Он позвонил Артуру Уэммику в Лос-Анджелес — Уэммик был партнером Джеггерса, — и рассказал ему о случившемся. Уэммик пообещал заняться этим делом и позвонить, когда что-нибудь разузнает. Уэммик позвонил только вечером во вторник, и Мередит был сильно раздражен тем, что он так долго не звонил. Но его раздражение тут же улетучилось, когда, во-первых, он подумал, что Уэммик все это время, должно быть, сидел на телефоне, и, во-вторых, потому что его обуяли гнев и горе, когда он услышал новость: Элейн уехала куда-то в Мексику, а его дочь находится в сиротском приюте в Санта-Монике. Он записал адрес и тотчас помчался туда.

Школа «Крествью» была не совсем школой. Впрочем, она произвела на Мередита неплохое впечатление — он рассчитывал увидеть нечто совсем ужасное. Тут не было высоченных стен вокруг школьной территории, какие описывал Диккенс в своих романах, не было огромных, напоминающих колодцы, классных помещений, по которым малютки-узники в выношенных серых робах уныло маршировали колоннами. Это было перестроенное имение, где всем руководили две сестры, весьма презентабельные старые девы, а число сотрудников было столь велико, что Мередит даже со счета сбился. Мисс Сирс — старшая из сестер, сказала, что Мередит сейчас ужинает. Он не сообразил сначала, нравится ему или нет, что она называет Мерри «Мередит», но имя дочери прозвучало как-то холодно и неприветливо. На что он, состроив самую любезную, насколько было возможно в данной ситуации, улыбку, сказал, что понятия не имел, где находится его дочь, и узнал о ее местонахождении только полчаса назад, а теперь сгорает от нетерпения ее увидеть.

— Я вас понимаю, — сказала мисс Сирс. — Но у детей режим, знаете ли, и мы считаем, что им только вредит, если они нарушают свой режим.

— Я с вами согласен, но мой приезд нельзя считать нарушением режима. Я ее отец. И я хочу се видеть. Пожалуйста! — добавил он, отдавая себе отчет, что не стоит вступать с ней в конфликт, но тут же добавил, что в противном случае он готов ей свернуть шею.

Тогда она сказала, что сейчас приведет ребенка. Он поблагодарил ее.

Когда мисс Сирс привела Мерри, больше всего его поразило то, как изменилась дочка: она была молчалива и держалась с ним так, словно он чужой. Ему пришлось долго уговаривать ее сесть к нему на колени, и только через какое-то время она начала его узнавать — и вдруг разрыдалась у него на плече. Он объяснил Мерри, что сегодняшнюю ночь ей еще придется провести здесь, но завтра утром он приедет и заберет ее, и что теперь они будут всегда вместе. Она ему улыбнулась и поцеловала в щеку. Он опять поблагодарил мисс Сирс и уехал.

Он позвонил Уэммику. Уэммик объяснил ему, что Элейн поступила в полном соответствии с законом: если ей надо куда-то уехать, например, в отпуск, она имеет право на время отдать ребенка в приют.

— Но, конечно, она должна была вас предупредить, чтобы не заставлять беспокоиться.

— Послушайте, Артур, дело не во мне. Дело в ребенке. Дело в этой грустной малышке — моей дочери. Я не могу простить Элейн слез, которые я видел в глазах Мерри. И хочу что-нибудь сделать.

— Мы можем написать официальную жалобу, — сказал Уэммик.

— Вы хотите сказать, что я не смогу ее забрать оттуда?

— Не сможете.

— Но это же идиотизм! Это же несправедливо!

— Мне очень жаль, но…

Тогда он позвонил по междугородной Сэму Джеггсрсу в Нью-Йорк и разбудил его среди ночи. Он извинился за поздний звонок и за дурацкую разницу во времени между Нью-Йорком и Калифорнией, но объяснил, что звонит из-за Мерри, и рассказал, где она сейчас находится и что ему только что сообщил Артур.

— Сожалею, Мередит, но Артур прав, — сказал Сэм. — Ты ничего не можешь сделать. Но и ты прав: это все ужасно. Однако выхода нет. Она отдала Мерри в это заведение, и у нее на это есть полное право. Точно так же она могла бы отправить ее в детский лагерь, или в пансион, или в колледж. Ты имеешь только право посещать там девочку.

— Но ей же только три года! Только три!

— С ней там плохо обращаются?

— Ну конечно!

— Я хочу сказать: ее бьют, морят голодом, что-нибудь в этом роде?

— Нет.

— Значит, дело безнадежное. Но вот что я тебе скажу, Мередит…

— Да?

— Мне тоже очень неприятно.

— Спасибо, Сэм. Спасибо.

Он повесил трубку и заплакал.

* * *