Предчувствия стали настолько отчетливыми, что сомнений не осталось - с Дианой что-то случилось. Что-то плохое. И, что самое ужасное, знание-понимание с предчувствиями соглашалось. Неопределенно, не указывая, что именно произошло, но оценивая вероятность негативных событий для Дианы в девяносто девять процентов, а летальный исход - более чем в пятьдесят. Данная грань дара сегодня, на удивление, почти не отказывала. Похоже, Антон полностью освоился с новой способностью, благодаря которой он отключал и уничтожал электронику, и откат, вызванный "включением", наконец-то завершился. Но почему-то душу бередила мысль о том, что лучше бы дар сбоил.
Зажатые в руках коммы жгли пальцы, казалось, надо набирать номера, выяснять, что с Дианой случилось, но, по-хорошему, больше Ветрову звонить было некуда. Да и незачем. Диана замыкалась напрямую на Антона и в целях безопасности иных контактов на планете не имела. Кроме Буша. И близких отношений старалась ни с кем не заводить. Опять же для безопасности и конспирации. Поэтому связываться с гипотетическими друзьями, подругами и приятелями было бессмысленно, в виду отсутствия таковых. А обращаться куда-то еще? Не по больницам и полицейским участкам звонить же, право слово.
Остался последний вариант - Буш. Или предпоследний. На самый крайний случай у Антона был еще один контакт, любезно предоставленный Смитом. Номер личного спящего агента полковника. Однако это уже соломинка, за которую хватаются, если тонут в море. Обращение к данному агенту подразумевалось лишь в условиях... безысходности. Когда речь идет о спасении жизни, а помощи ждать больше не от кого. Действительно экстренная связь. К тому же Диана со спящим агентом не общалась. И, скорее всего, о его существовании и не подозревала. Буш для Антона в некоторой степени тоже являлся экстренной связью, прямая связь между ними полковником не поощрялись, но Эван замыкался на Диану, часто с ней контактировал, и мог что-то знать о ее судьбе.
Ветров набрал номер Буша. И снова - в который раз - абонент оказался недоступным в связи с отключением аппарата. Это было бы смешно, если бы не было печально. И страшно. Антон тыльными сторонами ладоней потер виски. Так и держа в каждой руке по коммуникатору. И судорожно их тиская. Экс будто боялся выпустить аппараты из рук. Словно ослабив хватку и разжав кулаки, он порвет тоненькую ниточку, разобьет тонкий стеклянный шар надежды на то, что Диана жива. Пусть с ней не все в порядке, пусть она томится в плену, ранена, избита, без сознания, да что угодно, только бы не погибла. Чтобы не было необратимых последствий. Жалкая искорка надежды еще тлела. Хотя экс понимал, что надеется, зря, но из чистого упрямства и суеверия держал кулаки. И в них сжимал соломинки - коммуникаторы. И лишь физически ощутимым усилием воли заставил себя расслабить руки и убрать коммы в карманы.
Надо было уходить. Ничего тут не высидеть. Разве что новые проблемы. На душе скребли кошки. Полноценная рота когтистых мурок. А то и батальон. Откормленных, длиннолапых и активных. И ничего поделать с ними Антон не мог. Не разгонишь. Ни веником, ни пинками, ни громкими выкриками "Брысь!". А пинок впору самому себе отвешивать.
Ветров поднялся с дивана, окинул взглядом гостиную. И не скажешь, что здесь молодая девушка жила. Чистенько, беспорядка нет, вещи по углам не валяются. Обезличенное пространство. Можно сказать, пустота. Примерно такая же, что образовалась внутри у Антона. Эмоции были, но какие-то стертые, хилые, блеклые. Меловые мазки на грязной бетонной стене. И желания были невнятными, неопределенными. Неопределившимися. Хотелось то ли рыдать, то ли выть, то ли молча скрипеть зубами. И без размаха, не на полную катушку. Вполсилы. Не выть, а подвывать, не рыдать, а плакать, не сдавливать челюсти до хруста резцов и клыков, а просто сжимать. Словно экс устал переживать. И боялся чрезмерно напрягать мышцы, ответственные за проявление чувств, опасался давить на хлипкую педаль эмоционального акселератора. А то сломается.
Сзади неожиданно тихо зашипела входная дверь. Ветров даже глазом не моргнул. И дело не в том, что чуйка и знание-понимание на раздражитель не реагировали, об опасности не предупреждали. Будь экс на взводе, и без подсказок интуиции начал бы дергаться, напрягаться, а то и подпрыгивать. Но не сейчас. Антон настолько был опустошен, что дергаться не хватало запала. И, вместо того, чтобы в лучших традициях жанра упасть на пол, отпрыгнуть или хотя бы вздрогнуть, Ветров лишь развернулся к выходу. Медленно, на зависть многотонной артиллерийской установке. Старинной, корабельной.