Однако в этой беспорядочной массе идей, за редким исключением, экономисты придерживаются основополагающего допущения, что такие вкусы и предпочтения являются индивидуальными характеристиками, которые не зависят от социального контекста. Просто одни люди больше заботятся о детях, а другие – меньше. Некоторые люди более озабочены статусом, а некоторые – менее. И так далее. Данное допущение игнорирует следующий факт: то, что заботит людей, и то, насколько это их заботит, отчасти зависит от того, с кем они себя отождествляют.
Проиллюстрируем это понятием «справедливости». Ведущие экономисты, включая Джона Нэша, Хала Вариана, Мэтью Рабина и Эрнста Фера, ввели в оборот понятие справедливости[15]. Они считают, что людей заботит возможность справедливого обращения с другими и справедливого обращения с ними со стороны других. Функция полезности, таким образом, должна объяснять такой вид стремления людей. Справедливость, воспринимаемая таким образом, может объяснить многие результаты экспериментов, в которых испытуемые (обычно студенты в университетской лаборатории) участвуют в сценариях, имитирующих экономические операции. Вместо того чтобы максимизировать свое собственное денежное вознаграждение, эти испытуемые часто выбирают результаты, которые выглядят «справедливо»[16].
Однако в реальном мире то, как люди воспринимают справедливость, зависит от социального контекста. Зачастую то, что в одних местах воспринимается как справедливое отношение, в других местах может восприниматься как несправедливость и даже как жестокость. Это наблюдение и важно, и очевидно. Так, в Индии вышестоящие касты не обращаются как с равными себе с представителями нижестоящих каст. В Руанде не обращаются друг с другом как равные субэтнические группы тутси и хуту. В Америке в прошлом белые не обращались как с равными с чернокожими жителями этой страны. Несправедливость бывает очевидной и при повседневном общении людей. Мы видим это как на игровой площадке, так и в операционной, во взаимоотношениях между врачами и операционными сестрами. Во многих странах даже сегодня женщины и девочки оказываются в ситуации физического насилия. Им не разрешается ходить в школу или покидать свои дома, не говоря уже о том, чтобы голосовать, владеть собственностью или открыть банковский счет.
У этих примеров есть одна общая черта: все они касаются идентичности человека. Это нормы относительно того, как вести себя в зависимости от позиции людей внутри их социального контекста. Таким образом, вкусы людей и их стремление к справедливости зависят от того, кто является объектом общения и в каком социальном контексте это происходит. В экспериментах, которые явным образом предназначены для людей с различными социальными идентичностями, испытуемые обращаются друг с другом по-разному. Мы рассмотрим примеры таких экспериментов в главе 4.
Как люди узнают о нормах, предписывающих, как нужно поступать в определенной ситуации? Во многом мы учимся, наблюдая за другими людьми. Очевидным примером является изучение языка, когда дети (похоже, без особых усилий) учатся говорить, копируя других. Они не только изучают слова и грамматику; они, что примечательно, также копируют точное произношение. Более того, при изучении языка они проводят тонкие различия[17]. Дети иммигрантов перенимают акцент своих сверстников, а не своих родителей. Дети в шесть лет понимают, что имеются различные стили речи, которые подходят для разговора с одними людьми, но не подходят для общения с другими. Например, Лиса Делпит рассказывает о чернокожем школьнике-первокласснике, который спрашивает своего учителя: «Как получилось, что вы говорите как белый человек... как разговаривает моя мама, когда она отвечает по телефону?»[18]
В социальных науках считают, что люди делят себя и других людей на