Екклесиаст

– Я рад, что вы оказались у меня в гостях и готовы к посвящению, какого удостаивается не каждый архон.[11] Таких, как мы, очень мало, и необходимо не допускать деградации Проповедников.

– Вероятно, я тоже должен быть рад этой встрече, – парировал я. – Но хотелось бы знать о каком посвящении идёт речь? Или это продолжение сегодняшнего уличного выступления возле театра Вахтангова? Где же ваш великорусский стрелец-книгоноша со своим меховым спутником из Испании?

– Как? Вас не поставили в известность? – удивлённо поднял брови камзольный господин. – Ничего не сообщили ни о мистерии посвящения, ни о предварительной встрече со мной и вы сырой, стоите сиротливо здесь, словно украденная у какого-то проходимца душа? О, боги…

В круглую залу мгновенно откуда-то сверху проникла тишина, нависшая отточенным топором палача над мраморной треугольной столешницей жертвенного алтаря.

– А вот за «проходимца» ты ответишь, – хотел было ляпнуть я, развернув пальцы веером, но почему-то не сделал этого. Камзольный господин уронил голову на грудь и некоторое время стоял так, то ли осмысляя происходящее, то ли ища выход из создавшейся ситуации. Я с любопытством разглядывал его во все глаза и не мог понять: что же произошло?

Мужчина поднял голову, бросил на меня короткий взгляд затуманившихся глаз, но не сказал пока ни слова. Тем не менее, он, казалось, не потерял интереса к новому посетителю, невесть как и невесть почему попавшему в его владения. Мне вообще-то казалось, что не мог он меня не запомнить после недавней встречи на Арбате с его русским коллегой офеней. Собственно, почему не мог? Ведь я же не пуп земли, а простой прохожий. Простой? Но ведь ко мне приходил уже один из них! Правда, во сне… только все они из одной потусторонней зазеркальной компании. Это уж точно!

– Каждый человек мечтает стать совершенным при жизни, – начал незнакомец, словно когда-то уже беседовал со мной на предлагаемую тему, – обязательно при жизни, или хотя бы, так и быть, после, но никакое совершенство не даруется Богом. Это не подарок Всевышнего. Настоящее истинное совершенство всегда необходимо достигать, даже постигать при помощи духовного и физического тела. Люди становятся мудрыми только в процессе жизни, в процессе постижения Божественных истин, которые необходимо хранить для себя, никому не разглашая, не приглашая отобедать у кого-нибудь из знакомых подаренной истиной из потустороннего зазеркалья. Согласны ли вы сейчас, скажем, на подвиг? На глубокое постижение Божественных тайн?

– Не знаю, возможно, это ошибка, – попытался уклониться я. – Потому что в гости ни к вам, ни к кому-либо ещё мне сейчас не хочется. Но если я оказался здесь, мне что-то просто предписано судьбой. Только, судя по вашим речам, с моей стороны обязательно должен быть какой-то подвиг для постижения великих тайн? Кстати, Бог раздаёт таланты без рекомендаций, без требования, взамен на талант, подвига. И если дано мне понять Истину, то почему бы и нет?

Ответ явно удовлетворил инфернального красавца. Он согласно кивнул и широким жестом указал на иероглифы, разбросанные по стенам вперемежку с церковной росписью.

– Вы уже обратили внимание на тексты?

– Да, – кивнул я. – Вместе с фресками они очень смахивают на тропарь сатанинского храма, как и вы на настоятеля этого хама с дьявольскими соблазнами. Но иероглифы совсем мне не известны. А вот этот текст… тоже не известен. Мне кажется, писано по-французски. Вы не могли бы перевести? Право слово, мне действительно любопытно было бы с этим познакомиться.

Мужчина улыбнулся, снова взмахнул рукой, и по стене послушно пробежала огненная волна, стирая написанное. Сразу на том же месте возник текст более читабельный, хоть и не очень понятный.

Я тот, кто беспристрастным взором проник в Природы естество,
Исследовал её строения бесконечность.
Я видел силу золота в глубинах рудников,
Постиг его материю и сущность.

И я открыл, как таинством душа свой строит дом
В утробе материнской и, возродясь, несёт его в себе,
Как семя виноградное в земле с зерном тягается пшеничным
И оба прорастают, умирая и воскресая в хлебе и вине.

Из Ничего, по Божьему желанью, возникло Нечто —
Я сомневался, знать хотел, искал истоки бытия,
Гармонию, что держит равновесье мира,

И, наконец, в благословеньях и мольбах,
Прозрел я Вечность, что к душе моей воззвала.
Я умер. Я воскрес. Я больше ничего не знаю.[12]