Экипаж. Предельный угол атаки

– Нам очень жаль, Владимир Иванович, делаем все, что в наших силах. Талибы за вас цепляются, как девственница за трусы, прошу прощения. Раньше их никто не признавал, а теперь мы торгуемся, подключились французы, американцы. Вы для талибов – главный козырь. Они теперь после инцидента с вами все самолеты досматривают.

– По нашему делу есть подвижки?

– Работаем, Владимир Иванович. Ты пойми, там все непросто.

– Да ладно вам, – отмахнулся Карпатов. – Вы правду скажите. Мы столько недель тут сидим, имеем право знать. Выйдем мы отсюда хоть когда-нибудь? Или все это так, для отвода глаз и нашего успокоения?

Консул долго мялся и вздыхал. Дальнейших пояснений не требовалось.

– Признаться честно, Владимир Иванович, – не знаю. Вы поймите, афганцы разные бывают. Но талибы!.. Такое ощущение, что мы с ними на разных языках общаемся. Они не здешние, с другой планеты. У них вот здесь, – консул постучал пальцем по виску, – все совсем не так, как у нормальных людей. Я говорю, доказываю, привожу аргументы, а у них глаза пустые. Откуда взялась вообще эта напасть?

Карпатов понятливо кивал. Влага заблестела в глазах, он опустил голову, чтобы консул не заметил его слабости.

– А это что за зверь? – Консул улыбнулся и кивнул на мышку, высунувшую любопытный нос из рукава собеседника. – Зовут-то как?

– Местный. – Карпатов усмехнулся. – Прижился вот.

– Ах, да, – вспомнил консул, развернув сумку, висящую за спиной, открыл молнию, вынул завернутый в целлофан альбом для фотографий. – Нина Васильевна просила передать. Ваш семейный альбом. Внутри письма. От Нины Васильевны и от дочери.

– Спасибо! – Карпатов обрадовался, схватил альбом, развернул, начал бегло листать.

Он помнил эти снимки. Дача, Новый год, Восьмое марта в позапрошлом году. Вот они все: унылая Лида, расставшаяся со своим беспутным Альбертом – бросил, подонок, с двумя детьми! – улыбчивая Нина, дети. Капитальный ремонт ветхого забора в Малютино, после которого он окончательно упал и пришлось ставить новый. День рождения Карпатова прошлым летом, гулянка с друзьями на День защитника Отечества. Вот уж воистину, никогда наше Отечество не бывает таким беззащитным, как вечером 23 февраля.

За спиной уже крутились охранники, подглядывали, хихикали. Тянул шею любопытный Миша-переводчик.

– Нельзя, нельзя! – испуганно залопотал он, тыча пальцем в альбом. – Женщины голые, это нельзя!

– Ты что, охренел? – разозлился Карпатов. – Какие голые? Где голые?

– Нельзя, нельзя. – Переводчик махал ручонками. – Ноги, руки, лицо открытый! Нельзя! Преступление!

– Хорошо. – Карпатов быстро захлопнул альбом, упаковал в целлофан. – Ты ничего не видел, я никому не покажу, договорились? – Он двинул прочь, пока не отняли фотографии.

На крыльце флай-менеджер Марик под бдительным оком начальника Махмуда раздавал посылки экипажу. Летчики с энтузиазмом расхватывали коробки. Марик выглядел прибитым. Сразу понятно, что пришел не по доброй воле.

– Ну и как вы тут, ребята?

Все уставились на него с изумлением. Он что, всерьез задает этот идиотский вопрос? Пленники смотрели на Марика долго, покуда ему окончательно не сделалось дурно.

– Охренительно, Марик! – вкрадчиво сказал Серега. – Календарь есть? Подсчитай, сколько мы тут, а потом вспомни, по чьей милости здесь оказались.

Дальше они закричали все вместе, жутким ором, перебивая друг друга.

– У меня вон опухло! – Вакуленко тыкал в свою надоевшую рану. – А врача нема! Во всем Афганистане врача нема! А так все гладко, Марик!

– Пошел ты!.. – вопил Глотов. – Совести у тебя нет, Марик! Да чтоб тебя тут расплющило!

– Сколько еще, дармоед?! – ревел Витька. – Сколько нам еще тут ждать?!

Марик, потрясенный столь плотным вниманием, отступил, оглянулся, ища поддержки у консула, но тот давно растворился в полуденном мареве.

– Ребята, не бузите, – взмолился Марик. – Уже скоро. Сам Клинтон потребовал вас освободить! Ельцин официально заявил, что до выборов вас отпустят! И я… вам водки привез, ребята.

– Пошел ты со своей водкой! – по инерции прокричал Глотов.

– Не понял. – Вакуленко озадаченно завертел головой. – Где водка?

– Да! – возбудился Витька. – Где эти сорок градусов русской широты?

– Там. – Марик выстрелил пальцем. – В верхней коробке.

Витька взгромоздился на крыльцо, разорвал коробку, изменился в лице, обнял ее, как родное дитя, и поволок в дом, пока охрана не почуяла недоброе.

– Сколько там? – крикнул Серега.

– До херища, – объявил Витька, исчезая в дверях.

Летчики переглянулись.

– Все равно ты сука, Марик, – неуверенно изрек Серега. – Выжрем твою водку, и станет совсем хреново. Вешаться будем. Ладно… – Он неприязненно покосился на Владимира Ивановича. – Заходи уж, Карпатов. Так и быть, нальем.

Не прощаясь с Мариком, летчики потянулись в дом. Марк удивленно посмотрел на командира.

– Раздоры, Владимир Иванович? Чего не поделили?

– Неволю не поделили. – Карпатов криво усмехнулся.