Экипаж. Предельный угол атаки

Он по инерции сделал шаг вперед. Между ним и одноглазым боссом вклинился типичный басмач, вроде из узбеков, глазки узкие, в рваном треухе с болтающимися ушами, угрожающе поднял автомат. Салават Юлаев, блин! А за оружием не следит. Пуля когда-то расщепила приклад, лопнуло дерево, и обнажилась скоба.

Карпатов не любил, когда у него под носом махали оружием. Он схватился за «калашникова», вывернул вместе с руками и швырнул ствол на землю. Пусть видят, что нарвались на пацифиста! Обладатель автомата отлетел в сторону.

Опять взревели луженые глотки, но уже по другому поводу. Черная толпа вывалила на летное поле из здания аэропорта, из-за ангаров, сараев. Кто-то лез через забор, кто-то под ним! Мужчины, женщины, старики, дети – орущие, грязные, в обтрепанных лохмотьях.

В считаный миг колышущаяся масса заполнила все свободное пространство. Люди рвались, наседали, тянули заскорузлые руки, кричали беззубыми ртами что-то злое и жуткое. Крики сливались в общий гул.

Карпатов невольно попятился. Страшновато. Оглянулся – как там коллеги? Все застыли, вылупились круглыми глазами. В натуре, мужики, эти хомо вовсе не сапиенс!..

Все могло кончиться плачевно. Толпа неумолима. Пленников просто растоптали бы! Но тут одноглазый тип взревел и махнул рукой. Автоматчики устремились наперерез толпе. Та ударилась в них, хорошо потеснила. Но они сдержали напор, встали цепью, заработали прикладами. Люди лезли, тянулись к летчикам, швырялись камнями, которые, слава богу, не долетали до цели.

Приклад разбил лицо чумазому пацану, тот упал на колени, охранник отпихнул его в толпу сапогом. Рухнула, визжа от боли, худая как веник, тетка в парандже. Старик в забавной шапке, похожей на ослиную голову, слишком рьяно размахивал клюкой, попал случайно в ухо охраннику и упал, когда приклад разбил его цыплячью грудку.

Напор толпы удалось сдержать. Люди теснились за цепью автоматчиков, выкрикивали какие-то сумбурные агитки, махали палками. Отползали искалеченные.

Несколько афганцев выслушали приказ одноглазого босса, гуськом побежали к трапу, исчезли в чреве самолета. Прошла минута, и они, победно каркая, снесли по ступеням зеленый ящик, бросили на бетонку. Дерево раскололось от удара, из ящика вывалились, стали раскатываться, бренча по бетону, желтые снаряды!

– Отдайте нам менеджера! – пролаял диспетчер. – Вас мы отпустим. А его надо расстрелять!

Минута молчания была короче, чем пауза между сигналами точного времени.

«Вот оно что, – сообразил Карпатов. – Тот ящик, самый последний. Который якобы забыли в грузовике. Подстава!»

В голове командира экипажа вдруг вспыхнула недавняя картина: Марик – возбужденный, дерганый. Арабы, забрасывающие патроны в грузовой отсек. Неведомый европеец в черных очках, его мобильник, пристальный взгляд. Усердие службы безопасности аэропорта по «обезвреживанию» полицейских, которых привел на хвосте дурковатый Серега.

Началось действительно страшное! Еще звенели, колотились снаряды, а толпа повторно взревела. Ярость биомассы плеснула через край. Охранников смели как картонную изгородь. Взвились палки, арматурные штыри. Одноглазый тип мигом пропал, успел слинять, видя такое дело. Скачками помчался прочь диспетчер. Толпа нахлынула как снежная лавина!

Вот теперь уже летчики бились смертным боем. Терпеть это дело с христианским смирением было глупо, хочешь жить – дерись!

Карпатов работал обоими кулаками. В последние годы командир экипажа раздобрел, заелся, давно не было практики. Он разбил в кровь орущую физиономию, врезал по кривым зубам, обладатель которых никогда не слышал про кариес, отшвырнул страдальца на другого одержимого.

Владимир бросился вперед, очень кстати вспомнив про лучший способ защиты. Он снова бил, ломал растопыренные пальцы, лезущие в лицо. На нем висели визжащие чертенята с чернильными глазами, один вцепился зубами в плечо, другой выкручивал мизинец. Речь о сострадании уже не шла. Он воспитывал подрастающее поколение самым жестким образом, раскрутил как карусель, отправил в толпу сперва одного, затем другого.

Штырь арматуры свалился на стопу, но боли он уже не чувствовал, схватил железку, стал вертеть перед собой. Схлынула толпа, образовался вакуум, что позволило командиру экипажа оценить обстановку, а также достижения и провалы коллег по работе.

Вакуленко отбивался от двух баб, которые лезли на него, растопырив клешни. Он орал на своем великом и могучем суржике, отдирал от себя цепкие длани. Хохол не видел, как сзади к нему подкрадывался юноша, переболевший, судя по коросте на физиономии, чем-то страшным и, безусловно, заразным.

Перепуганный Витька отбивался всеми конечностями, кровь сочилась со скулы на землю. Кто-то толкнул его, Витька не устоял, повалился, но и в партере не потерял достоинство русского летчика. Он крутился, извивался, как танцор брейка, вскочил, вооружился крупной палкой, отоварил первого встречного по хребту и засмеялся злорадно, почти счастливо.