Казалось бы, когда, как не теперь, наслаждаться щедро палящим солнцем, которое в Архангельске и греет-то как следует месяц-два в году, любоваться простором сверкающих вод Северной Двины, которая скоро опять забушует штормами, а потом покроется шугой и надолго застынет, коварно заполненная ледяными заставами, восхищаться великолепными океанскими теплоходами, стоящими у причалов и на рейде! Но Вяча сейчас не видел перед собой ни реки, ни солнца. Ему чудились картины парадов "потешных" петровских полков, приезд Петра Первого в деревянный Архангельск, закладка корабельной верфи в Соломбале и спуск на воду первого русского корабля.
Неожиданно его внимание привлекла стоящая неподалёку необычная автомашина-фургон. Из машины выгружали какие-то ящики и аппараты, похожие на киносъёмочные.
"А вдруг?! - насторожился Вяча. - Как бы узнать?.."
Набравшись смелости, он решительно подошёл к машине и спросил у мужчины, который показался ему главным:
- Скажите, пожалуйста, это киноаппарат?
- Киноаппарат, - мельком взглянув на мальчика, ответил мужчина.
- А вы кинооператор?
- Главный кинооператор.
- И будете снимать картину? А можно узнать - какую?
Главный кинооператор теперь уже внимательно смотрел на Вячу.
- Очень ты любопытный! Ну, будем снимать "Сказание об Иване Рябове". Ты слышал об Иване Рябове?
Вяча был в восторге: с ним разговаривал, уже не просто отвечал на вопросы, а именно разговаривал кинооператор, и не простой, а главный. И Вяча поспешил его заверить:
- Да я, товарищ главный кинооператор, знаю даже, когда он совершил свой подвиг, спас от шведов наш Архангельск. Двадцать пятого июня тысяча семьсот первого года.
Кинооператор смотрел на Вячу уже с удивлением.
- Правильно? - спросил Вяча.
- Правильно, - подтвердил кинооператор, хотя точно не помнил даты подвига лодейного кормщика.
- А где вы будете снимать? - поинтересовался Вяча.
- Есть тут такое Заостровье. Натура подходящая. Вот туда сейчас и поедем. Это для начала. А потом будем снимать у крепости. Там декоративное подобие возводится.
Попрощавшись со своим новым знакомым, Вяча стремглав понёсся к Антоше Прилучному.
Эврика, Антон! Они приехали!
Ничего объяснять Антоше, разумеется, не требовалось. Антоша всё понял по возбужденному виду приятеля.
- Где они? - спросил Антоша.
- Поехали сначала в Заостровье. А потом будут снимать у Новодвинской крепости.
- Если они поехали в Заостровье, - сказал Антоша, - то и наш курс меняется. К крепости мы пойдём тоже вслед за ними. А сейчас нужно готовить "Ласточку" и известить Яна и Егора.
Отправляться было решено на следующий день в семь ноль-ноль. Все матросы экипажа боцмана Рябова собрались аккуратно. Напевая "Были сборы недолги...", они действовали точно и ловко. Поднимали они, конечно, не коней, как поётся в песне, а паруса - грот и стаксель.
Ветер был свежий и почти попутный. Лёгкий шлюп "Ласточка" устремился к левому берегу реки, но не наперерез, а, как вёл её рулевой Ян Эрмуш, чуть вверх.
Ошвартовались в Заостровье у лодочной и катерной пристани. Но где их искать, этих кинематографистов?..
Встречная колхозница на вопрос ребят затараторила:
Вон там, в двух домах, у Котловых да у Варакиных им председатель ночлег отвёл. А сейчас-то они уехали, да-да, милые, уехали они. Едва обутрело, они, значит, и уехали. Да не далече тут. Я вам, голубчики, всё единым мигом разъясню и обскажу...
И она обстоятельно и с явным удовольствием долго объясняла, как попасть в то место, куда уехали артисты.
Пользуясь её указаниями, ребята, хоть и не без труда, нашли стоянку съёмочной группы. Это была весёлая, просторная, ярко зеленеющая поляна. Низкорослые развесистые ивовые кусты и сухощавые, но жизнестойкие ольхи плотно обступали её. Только на берег сверкающей солнечными блёстками Северной Двины выход оставался открытым.
На поляне были разбиты четыре огромные палатки. По шуму и пестроте стоянка съёмочной группы походила на большой табор. Съёмки ещё не начинались.
До поры до времени ребята притаились в кустах и, затаив дыхание, наблюдали.
Высокий, косая сажень в плечах, артист в мундире, треуголке и ботфортах, с тяжёлой тростью в руках удивительно походил на бронзового Петра работы скульптора Антокольского, что стоит на набережной Северной Двины в Архангельске.
- Похож, да? - Вяча толкнул в плечо Антона. - Прямо как на пьедестале. Только ходит да разговаривает.
Чуть ли не по пояс Петру, пожилой человек в костюме самого модного современного покроя что-то сердито выговаривал "царю".
Ребята прислушались.
- А я, товарищ Мелкишев, не позволю... не позволю заниматься отсебятиной. Не позволю вам, Иван Харитонович, того, что вы творили на студийных съёмках в Москве. Вы хотя и должны быть простым с народом, но вы всё-таки царь, вы Ваше величество!
- Вот-вот, я и говорю, - басовито отшучивался Пётр. - Я - Ваше величество, а вы ко мне с "товарищем".
- Такой здоровый, а фамилия - Мелкишев, - опять зашептал Вяча. - Он ведь Романов, Пётр Алексеевич Романов, царь всея Руси.
- Молчи. Лучше смотри и слушай, - отмахнулся Антон.