Эхо моей судьбы

«Стеклянно иней сыплется с ветвей…»

Стеклянно иней сыплется с ветвей
Декабрьским утром, тает и дробится.
Упав на рёбра острые камней,
Он с них стекает чистою водицей.

Играет свет, мерцая вразнобой
Лучами льда брильянтовой огранки…
А дым свивает кольца над трубой,
И так приятно думать спозаранку

О том, что в этой гулкой тишине,
Среди зимы неправдашней и мглистой
Ничто не может сердце ранить мне.
Душа, в тиши купаясь студенистой,

Слилась с её покоем наливным
В скалистых гор укромной полой чаше,
Что стала мне прибежищем родным,
Всех дальних далей радостней и краше.

И что теперь грустить о прежних днях,
Где не было просвета и надежды?
В ладони лёд истаял, а в горах
Открыло солнце плазменные вежды…

«Мои стихи, как рыбы в океане…»

Мои стихи, как рыбы в океане,
В моих глубинах ходят косяком.
А я лежу у печки на диване,
И голова с ногами — босиком.
Мои стихи словами серебрятся
И плавниками колются в ночи,
А я ловлю напев аллитераций
И слушаю, как он во мне звучит.
Сопряжена с рассветом и закатом,
Я просто грежу и во сне живу,
Забыв, кем я была в миру когда-то, —
Со всеми вместе спящей наяву.
Зачем мне память — злобное отродье,
Что ковыряет сердце день деньской?
Мои стихи придут на мелководье
Периферии духа на постой.
Они очистят грешный эпителий,
Его снимая с ветреной души,
В которой снова ангелы запели
И стали чувств остатки ворошить.
На острие пространства векового,
Где мне с тобой никак не разойтись,
Будь ярче света, праведное слово!
Хранитель мой, и ты со мной молись!
Когда б во мне осилилось былое,
И стал мой взор провидчески терпим,
Мне б вознести свой глас у аналоя
И встать почти безгрешной перед ним!
Но нет пути назад в своё рожденье,
Где был лишь малый первородный стыд…
Опять, увы, пишу стихотворенье,
А сон мой грешный разум сторожит.
И плещут рыбы блёсткими хвостами
И раздувают жабры, как меха,
И я лечу проклятыми верстами
Неясных грёз на поиски греха.

«Нет волшебных чар у февраля…»