Ехал грека через реку

— Сколько вам лет? — ляпнул Адам и тут же прикусил себе язык. Он четко помнил, что нельзя спрашивать женщин про возраст и вес, а и того, и другого у его новой няни явно было в избытке. Но она только насмешливо прищурилась.

— Мне тридцать три, — без колебаний ответила она. — Есть еще вопросы?

— Да, — быстро сказал он, обрадовавшись тому, что она не обиделась. — Татуировка на вашей спине. Что там?

— Осиновый кол.

— Осиновый кол? — он моргнул. — Но зачем?

— От вампиров, — спокойно объяснила она. — Снимите, пожалуйста, чемодан с антресолей.

Он покорно выполнил эту просьбу. Ася меж тем застегнула тот чемодан, куда укладывала вещи, и огляделась по сторонам.

— Готово, — объявила она. — Я вся ваша. В трудовом смысле.

Это была любовь с первого взгляда, в которую Ася никогда не верила.

Возможно, все дело в обычных гормонах. Они усиливали эмоции.

Или в ней просыпался материнский инстинкт.

Но эти темные глаза и волнистые волосы, и очаровательные щечки, и доверчивый кулачок, сжимающий её штаны — всё это просто не оставило ей ни единого шанса.

Ева смотрела на неё просто и открыто, и, когда Ася протянула ей руки, охотно потянулась навстречу. В молчании этого ребенка, в её невозможном для этого возраста спокойствии таилось огромное детское горе, и кудряшка инстинктивно искала утешения.

С отцом у них явно был неконтакт.

Отец, в общем, был славным. Скорее сквиб, чем магл.

Обычный человек никогда в жизни не нанял бы няню с улицы, без рекомендаций и вменяемого опыта, но Адам сделал это, не моргнув глазом.

Возможно, его не сильно волновало, кто именно будет приглядывать за Евой, а возможно, в нем дремал дух авантюризма.

Асю устраивал и тот, и другой вариант.

Она терпеть не могла родителей, который носились со своим потомством как курица с яйцом.

Мир сошел с ума, пытаясь обеспечить своим чадам настолько счастливое детство, что у новых людей просто не было ни шанса научиться хоть что-то преодолевать.

Сама Ася тоже не относила себя к преодолеваторам, предпочитая плыть по течению, не превращать работу в культ и довольствоваться малым.

Пока у неё был интернет и клавиатура, ей принадлежал весь этот мир и парочка соседних галактик.

Жизнь была слишком коротка, чтобы тратить её на карьеру, когда вокруг столько других интересных занятий.

— А где остальные ваши вещи? — спросил Адам, загружая чемоданы в багажник такси.

Его любопытство было очень потешным.

— Повсюду, — ответила Ася, посмеиваясь. — Я отрицаю эпоху бездумного потребления и считаю, что человечество слишком зациклилось на бесполезных покупках. Кто все эти люди, которые покупают ваши книги, например?

— Это хорошие и добрые люди, — твердо ответил Адам, — которые обязательно попадут в рай.

— Если бы Данте написал «Божественную трагедию», то какой бы круг рая занимали доверчивые дураки? — задалась вопросом Ася и пристегнула Еву в детском сиденье. Вместе с Димдимом они устроились рядом, а Адам сел вперед.

— Тут недалеко, — сказал он.

— Странно было бы, если бы вы ходили в детский парк на другом конце города, — отозвалась она ехидно.

Они, действительно, недолго пробыли в такси. Совсем скоро машина остановилась у высоких ворот частного дома.

— Ого, — разглядывая ажурные завитушки растений и цветов на ограде, присвистнула Ася, — вы мусульманин?

— Мой отец — мусульманин, — сухо ответил Адам, выгружая чемоданы. — У меня абхазское имя и татарская фамилия. Да, я знаю, что это не сочетается. Нет, я не хочу об этом говорить.

— Ладно, — легко согласилась Ася, подхватывая Еву, — а вот я, например, слэшер. И я могу с вами это обсудить. Но вряд ли вы захотите.

3

— Вы живете в аквариуме! — воскликнула Ася с таким ужасом, как будто увидела ветхую засыпушку вместо двухэтажного особняка.

— Это постмодерн, — попытался объяснить Адам, но она только покачала головой и покрепче прижала к себе Еву. Восторженный Димдим крутил во все стороны головой, всецело одобряя коротко подстриженную лужайку перед домом, круглую беседку и пару парковых скамеек.

— Здесь не хватает пионерки с горном, — удрученно пробормотала Ася.

Дом был стеклянным.

Когда-то он принадлежал его отцу и был построен как шоурум для магазина картин. Отец пафосно называл это галереей, и остатки пафоса все еще проглядывали в интерьерах — в ажурной ковке балясин, в мраморе лестниц, в лепнине на потолках.

Поначалу Адам пытался избавиться от всей этой вычурности, но потерпел поражение, и она расползалась по всем углам, как плесень.

Если выставочные залы ему с грехом пополам удалось превратить в жилые и офисные помещения, то с несущими конструкциями он побоялся связываться. Заложить панорамные окна кирпичами?

Повесить тяжелые шторы?

Правда была в том, что ему нравилось много пространства и много света.

— Божечки, да у меня случится приступ агорафобии в этом доме, — лепетала Ася, застыв, как каменное изваяние. — Для чего вам столько места?

Адам кашлянул, призывая её подвинуться, чтобы он мог пройти с двумя чемоданами по дорожке.