Ёкай

Каори незаметно выскользнула из своего убежища и сняла с колючего плотного ковра рисовый пирожок. Светло-коричневый моти, присыпанный мукой, нелепо смотрелся на серой шероховатой ладони, словно шёлковый пояс в грязной луже. Каори откусила кусочек и языком покатала его по нёбу – почувствовала клейкую структуру и сладковатый вкус. Вспомнила, что уже давно ничего не ела. После посвящения в ёкаи ещё какое-то время питалась сырой рыбой, а потом и вовсе перестала. А каково это – держать во рту огненно-острый васаби? Или вдыхать аромат горячей овощной похлёбки? Остались какие-то смутные воспоминания, точно мотыльки, но взмахни рукой – исчезнут. Хоть бы на мгновение вновь стать человеком, оставить эту уродливую оболочку и испытать нежность тёплых объятий. «Замолчи, бездушная тварь. Тебе ли рассуждать о человеческих объятиях? Скольких ты загубила, нингё?» – сказала она сама себе.

Тем временем Митсури, перехватив босуто поудобнее, занял боевую стойку. На его шее, отражая солнечный свет, змеилась цепочка со стрекозой, символом ямацзури. Каори любила наблюдать за его гибким, мускулистым телом, широкими плечами и жилистыми руками. Как часто ей хотелось положить ладони на живот Митсури, чтобы почувствовать жар молодой плоти, пальцами скользить по груди, прижаться к ней щекой и уловить еле заметный запах пота. Погладить волосы и дёрнуть нитку, скрепляющую пучок на затылке, чтобы пряди рассыпались по спине. Горячими влажными губами касаться кожи…

– Синдзабуру, ты думаешь слишком долго, прежде чем ударить, – на лице Митсури расплылась кровожадная улыбка.

Раздосадованный Синдзабуру сделал злобный выпад, от которого Митсури едва увернулся. Синдзабуру изо всех сил рубанул соперника по спине. Тот грохнулся на колени, почки взорвались острой болью, дыхание перехватило.

– Чтоб тебя сожрал гюки! – просипел Митсури.

– Бесплатный совет: уворачиваясь не подставляй спину. И кто из нас долго думает? – спросил Синдзабуру, с удовольствием разглядывая корчащегося от боли противника и громко постукивая босуто по земле.

Митсури поднялся и вновь занял стойку. Синдзабуру сделал выпад, но Митсури уклонился и в свою очередь нанёс удар. Синдзабуру лишь поморщился и ринулся в атаку, ударив Митсури сверху вниз по плечу.

– Соберись! Дерёшься, как моя трёхлетняя соседка Миэ-тян!

Митсури, который едва сдерживал закипающий гнев, в этот раз сразу перешёл к нападению. Он отбил босуто соперника и ударил того в лицо. Синдзабуру отшатнулся и со всего маха врезал в ответ. Митсури отскочил назад, чтобы избежать многочисленных ударов со всех сторон.

Юноши, не сговариваясь, взяли небольшую передышку, но всё же внимательно следили друг за другом, опасаясь внезапной атаки.

– Слабый из тебя воин, Митсури. Когда староста Фумиёси с войском нападёт на ямацзури, от тебя не будет никакого проку, – восстанавливал дыхание Синдзабуро.

– О чём ты говоришь? – спросила О-Цую. Она сидела на берегу озерца, с восхищением наблюдала за Митсури и каждый раз закрывала глаза ладошками, если тому угрожала опасность.

– Что тебя сожрал гюки! Не слушай его, О-Цую!

– Все об этом знают. Во время последнего визита к даймё10 Икома Киёнага твой отец неудачно пошутил над старостой Фумиёси. Он такого никогда не простит, – сказал Синдзабуру.

– Да как ты смеешь говорить про моего отца, грязный червяк!

Синдзабуру заскрежетал зубами и первым пошёл в наступление. Он обрушил на Митсури удары, но, замахиваясь, подошёл слишком близко. Митсури воспользовался этим, отпрыгнул в сторону и с силой полоснул противника по животу. Синдзабуру согнулся пополам, а спустя несколько мгновений, когда пытался выпрямиться, сделал пару неловких шагов назад и поскользнулся босой пяткой на куске овоща из разлитого супа. С грохотом рухнул на землю рядом с озерцом, ударившись затылком о крутой берег. Бой окончен.

Митсури склонился над другом и, протягивая руку, извинился:

– Прости, брат. Драться нужно с холодной головой, а мы погорячились.

Синдзабуру ухватился за ладонь Митсури, упёрся ногой в его живот и швырнул его за голову. Митсури вспорхнул, как птица, с коротким вскриком пролетел один дзё11 и шлёпнулся в воду. О-Цую, запричитав, бросилась на помощь.

Митсури выбрался на берег, тряхнул волосами, набросил рубаху на мокрое тело и вдруг замер. О-Цую обратилась к нему с вопросом, но он шикнул, призывая к молчанию. Каори услышала первая, а людям понадобилось несколько минут, чтобы среди шума воды различить женский душераздирающий вопль.

Митсури схватил босуто и бросился вверх по тропинке, ведущей в деревню, друзья – следом. Каори пробиралась меж кустов, пытаясь не потерять из виду троицу.

***

Он выбежал на небольшую полянку, поросшую высокой травой, и замычал, лишившись дара речи. Тошнотворный комок, жгучий и противный, подкатил к горлу. На глазах выступили слёзы. Синдзабуру и О-Цую с разбегу врезались в Митсури и едва удержались на ногах.

– Что? Я не… понимаю… – с трудом выговорила девушка.

– Фумиёси, – объяснил Синдзабуру.