Её невыносимый лжец

Я накрыл ее губы поцелуем, продолжая погружаться в нее и также медленно выходить. Потянулся рукой туда, где соединялись наши тела, и помог ей расслабиться, мягкими нежными поглаживаниями. Она была слишком сильно напряжена, а я слишком спешил.

Ее мышцы обхватывали меня так туго, что я бы в жизни не поверил в то, что она рожала, если бы не видел ее дочери. Сколько же времени у нее не было секса? Разве люди вообще могут столько вытерпеть?

— О боже… О боже…

Я не останавливал круговых движений пальцами и не отпускал ее рот. Соня дрожала мелкой дрожью, и все сильнее впивалась в мои плечи руками. Забота о ней отвлекла меня от собственного близкого оргазма, пока я продолжал медленно входить в нее.

А потом я погрузился в нее целиком. Соню выгнуло дугой подо мной, несмотря на то, что я был куда тяжелее ее. Она впилась зубами в мое плечо и вся натянулась, как струна. Я прикусил ее сосок зубами, ускорил движение пальцев и, не выходя из нее, шевельнул бедрами.

Ее оргазм был мощной лавиной, которая чуть не унесла меня за собой. Я отпустил себя, понимая, что, хотел бы продлить эти мгновения, но сейчас просто не продержусь и секунды дольше.

Особенно, учитывая, что она потянулась к моей руке — той самой, еще мокрой, — и втянула указательный палец себе в рот.

Меня моментально унесло.

Я лишь несколько раз ударил бедрами глубоко и сильно, по-прежнему остро чувствуя отголоски ее неутихающего оргазма, и кончил следом.

***

Даже после секса я продолжил целовать Соню, не в силах насытиться ее губами. Ее отзывчивостью. Не прерывая поцелуев, помог ей подняться со стола и избавиться от остатков одежды. Разделся сам.

Она повела меня в ванную, хотя я мог ориентироваться в ее квартире даже с закрытыми глазами. Было по-прежнему невероятно странно видеть знакомую планировку, но с другой мебелью, кафельной плиткой других цветов и узоров.

И ощущать, после стольких лет верности, совершенно другую женщину в своих объятиях.

Я должен был сказать ей правду до того, как наши отношения зайдут слишком далеко. Именно так я собирался поступить до того, как она оказалась подо мной на кухонном столе, но эту грань — до и после — мы преодолели со скоростью света. Обратного пути больше не было — узнай сейчас она правду, я уже был бы лжецом в ее глазах. Так стоит ли портить этот момент сейчас?

Особенно когда я наконец-то вижу ее полностью обнаженной. При ярком свете встроенных в навесной потолок светильников разглядываю ее светлую кожу с краплениями веснушек и завидую сам себе. Наверняка, это не самый удачный момент, чтобы говорить после первого и перед возможным вторым раундом о том, что я все еще технически женат. И что вчера, еще до поцелуя с ней, я окончательно решил для себя, что с меня хватит прежних отношений.

Важно, чтобы Соня знала, что не она стала решающей каплей. С ее совестливостью она наверняка очень быстро решит, что именно она разрушила мой брак, хотя на самом деле это не так. Это мы двое не удержали то, что строили так много лет. Это только наша вина.

Мне нужно рассказать Соне слишком много всего, чего не скажешь быстро, а в эти минуты мне жаль отпускать ее от себя даже на секунду, не говоря уже о том, что правильнее было бы одеться и уж точно не повторять наш марафон снова.

Но я не могу быть правильным. Только не сегодня.

Всю свою жизнь я только и делал, что соблюдал правила. А сегодня, за каких-то несколько часов, нарушил их все. Скопом. Заповеди и клятвы, скрепленные печатями в паспорте, для меня больше ничего не значат. Я ощутил вкус запретного плода и, видит бог, останавливаться больше не намерен.

Вот почему в ванной я опускаюсь перед ней на колени, и кладу свои ладони ей на бедра. Развожу ногу и впадаю в ступор от синяков на нежной коже с внутренней стороны ее бедер, которые почему-то не заметил на кухне. Первая мысль, что она, возможно, занимается конным спортом, других объяснений таким необычно симметричным синякам я не вижу. Воображение тут же услужливо подсовывает «Соню в позе наездницы», и эти картинки затмевают последние крохи здравомыслия.

Перехватив мой удивленный взгляд, Соня улыбается.

— Я преподаю стрип. Это такой вид спортивных танцев у пилона.

Реальность оказывается круче моих самых смелых фантазий. Я смотрю на ее подтянутое тело, на косые мышцы пресса на животе, упругие бедра. Вот и ответ, почему она так хорошо выглядит.

— Ты покажешь мне? — с трудом выговариваю я.

Она кивает, закусывая нижнюю губу. Глаза горят малахитовым пламенем, которое обещает мне даже больше, чем я мог надеяться.

Я не ожидал этого от такой скромницы, какой она казалась мне. Я ни разу не видел ее на каблуках, в коротких платьях или юбках. В вызывающей одежде, ведь наброшенный халат после ванны не считается.

На задворках сознания я вспоминаю узкие полоски бикини, которые, как и я, видят еще почти полсотни тысяч человек. Эта мысль проносится быстрой кометой и больше меня не трогает. Также бесполезно ревновать порноактрису, для которой ты тоже далеко не единственный зритель.