Êîíòðîëüíîå âòîðæåíèå

Я переступил через бродягу, миновал лестничный пролет и остановился на площадке второго этажа. Здесь остро воняло испражнениями, плесенью, пылью и тленом. Заурядные ароматы мертвого дома, умирающего города, погибшей Империи. Я не шевелился. Ждал, когда отработает сторожевая схема. Спешка на этой лестнице могла привести к тяжелым увечьям и преждевременной смерти. Из темного угла на меня молча пялился глазок видеокамеры. Красный индикатор казался чужеродным порождением порядка во враждебном хаосе мироздания. Мне всегда хотелось швырнуть в него камнем. Прошло пять минут, телефон в моем кармане молчал. Пришлось достать трубку, отыскать в списке контактов Сашкин номер и нажать кнопку вызова.

— Васнецов? Вижу тебя. Сейчас отключу схему, — прогудел в трубке голос моего старого друга. — Готово. Поднимайся.

Я начал медленно карабкаться по ступеням. До четвертого этажа все шло хорошо, но потом возраст напомнил о себе. Начала душить одышка, мелко затрепетало в груди изношенное сердце. Пришлось остановиться у оконного проема, в котором давно уже не было ни стекол, ни рам. Чем дальше от грешной земли, тем чище воздух. Наверное, поэтому рай всегда располагают на небесах. В раю должно легко дышаться. Жаль, проверить не получится. Не достоин я рая, а вот познакомиться с климатом в аду, наверное, доведется. Я долго стоял, опершись на потрескавшийся подоконник. Дышал.

Взгляд лениво блуждал по серым стенам за окном, по деревьям, растущим прямо сквозь ржавые крыши. Этот дом чем-то напоминал мне меня самого, хотя и был гораздо старше. Он тоже подзадержался в этом мире.

У него тоже не было внуков, с которыми можно нянчиться по вечерам. У него даже не было старенького верного «Опеля». Я представил себе свою смерть, которая должна наступить через несколько часов. Из-за электромагнитной пульсации в придуманных Сашкой обмотках температура внутри моей черепной коробки поднимется до девяноста пяти градусов. От такой жары должны лопнуть глаза и из глазниц повалит густой желтоватый пар. Я во всех подробностях вспомнил, что происходило с подопытными бомжами, но почему-то жуткая картина на этот раз не испугала меня. Наоборот, мне стало легче, и мое сердце начало биться спокойнее. Оставшиеся лестничные пролеты покорились мне с удивительной легкостью.

Дверь на шестом этаже оказалась гостеприимно распахнутой. Александра нигде не было видно. Очевидно, обесточив защитный контур и отперев замок, он сразу же вернулся к своей аппаратуре. Его беззаботность в вопросах безопасности не имела никаких разумных пределов. Когда он работал над какой-либо проблемой, то забывал обо всем остальном. Настоящий маньяк науки, и в этом был его главный и, наверное, единственный плюс. Если бы не он, проект не сдвинулся бы с мертвой точки ни на сантиметр. Борей классно генерирует безумные идеи, но как только дело доходит до их воплощения, он становится молчаливым и скучным. Только термоядерная энергия Александра толкает проект вперед.

Чем сложнее задача, тем с большим упоением Сашка бьется над ней. Его способности воплощать в железе все что угодно, абсолютно безграничны.

Постороннему может показаться, что в этой компании талантов я человек лишний. Наука и я — понятия совершенно несовместимые. Слово «интеграл» вызывает у меня десятиминутный приступ зевоты, а изначальный смысл такого понятия, как синус, утерян мною лет пятьдесят назад. Зато я умею хорошо стрелять и драться. Точнее умел раньше, но даже того, что осталось, вполне хватает для успешной охоты на бомжей. Кроме того, за участие в проекте мне обещана вторая молодость. Неплохая награда, правда?

Я миновал железную дверь и аккуратно закрыл ее за собой, отсекая жидкий поток света, льющегося с лестницы. Стало темно. Для порядка я пощелкал выключателем, но, как и ожидал, результата не добился. Пришлось немного подождать, пока привыкнут глаза. Пахло тухлятиной, канифолью и прокисшим табачным дымом. Когда очертания стен проступили сквозь тьму, я повесил плащ на ржавый гвоздик и двинулся по длинному коридору. Время от времени мы устраивали субботники и выносили весь скопившийся мусор в ближайший двор-колодец, однако наш очистительный энтузиазм почему-то никогда не затрагивал конкретно это место, поэтому здесь прекрасно сохранились все культурные слои. При строительстве дома в начале XX века захваченное нами помещение отделывалось, как богатая просторная квартира, с залом для приемов, несколькими спальнями и комнатой прислуги. Позже, при смене социального строя, квартира превратилась в коммуналку, о чем свидетельствовало несколько абсурдно рассекающих богатую лепнину перегородок. Великая война оставила следы бумажных крестов на уцелевших стеклах. Перестройка ознаменовалась новыми революционными преобразованиями. В расселенной коммуналке разместился небольшой офис, маленький спортивный зал, парикмахерская и крошечное кафе на три столика. Очевидно, бывшую квартиру оккупировал элитный спортклуб для очень узкого круга посвященных.