Ей прописали смерть

– Вас беспокоит Горошкин Петр Сергеевич, врач неотложной помощи с Кустодиева, шесть. – Амалия выпрямилась на стуле в предвкушении чего-то интересного. – Вчера вечером я надел старую куртку, потому что та, в которой обычно хожу на работу, запачкалась и жена забрала ее в стирку, и случайно обнаружил в кармане тот самый пузырек, которым вы так настойчиво, – слово «настойчиво» было произнесено подчеркнуто елейным голосом, – интересовались. Он вам все еще нужен?

– Разумеется, – не опускаясь до глупых препирательств, ответила Амалия, готовая немедленно мчаться на другой конец города.

– Адрес вашего офиса, указанный в визитке, соответствует действительности? – продолжал неспешно занудствовать доктор Горошкин.

– Разумеется, – с долей недоумения ответила Амалия, не понимая, одеваться ей или нет.

– Через десять минут я буду возле вас и передам вам пузырек, – ответствовал добрый доктор и отключился.

А Амалия принялась нервно мерить шагами крохотную семиметровую комнатку. И только получив вожделенный пузырек, осмотрев его и обнюхав, она позвонила Вовке Сидорову и с радостью выскочила из душной пыльной конторы на свежий, пропитанный гарью и выхлопными газами морозный городской воздух.

Анализ доставленного Амалией лекарства показал искомый состав. Француз ликовал. Сидоров тоже. Капустин усмехался. Родственники Лидии Сергеевны и врач «неотложки» подтвердили происхождение пузырька.

К вечеру того же дня пришла выписка из ЕГРЮЛ. В Лужском районе Ленобласти обнаружилось предприятие, зарегистрированное на имя Вютриха Александра Вадимовича. Точнее, Вютрих как ИП (индивидуальный предприниматель) арендовал производственные площади, некогда принадлежавшие небольшому фармацевтическому предприятию, при предприятии имелась лаборатория, снабженная довольно примитивным оборудованием. На следующий день в этой лаборатории обнаружились несколько сотрудников, которые, в свою очередь, опознали Муромцеву. Вютриха они, правда, в глаза не видели, но это было уже неважно. Аренда-то на него, голубчика, была оформлена. Ну и, конечно, именно в лаборатории были обнаружены следы производства того самого французского препарата. Сидоров ликовал.

Дело семимильными шагами двигалось к завершению, впереди маячил Новый год, выходные, премия, звание. И все было просто чудесно, но, как всегда бывает в жизни, именно в этот миг, полный абсолютной гармонии, вторглась суровая реальность под ручку с законом подлости. И вторглась эта реальность вместе с телефонным звонком тихой безвредной Кати Плотниковой, а вслед за звонком явилась и сама Катя под руку со смущенной, немного сердитой барышней.

Глава 40

С возвращением домой у Кати началась обычная, скучная, однообразная жизнь. Она убралась в квартире, сходила за продуктами и на следующий день вышла на работу.

В клинике тоже все было как всегда. Словно никто не наезжал на ее владелицу, словно никто не ловил предателя-отоларинголога, и словно не умирал остеопат Александр Вадимович Вютрих.

Впрочем, тут она была не права. Портрет Александра Вадимовича, загорелого, улыбающегося и очень живого, висел в дальнем конце первого этажа в административной части, окантованный черной лентой. Иногда сюда заглядывали самые верные и преданные его пациентки, и даже приносили цветы и клали на журнальный столик, стоящий под портретом. О подробностях смерти остеопата никто в клинике осведомлен не был, и, насколько знала Катя, ни один коллега Володи Сидорова, ни он сам не пересекали порога «Medicine of future», не считая одного тихо проведенного в неурочное время обыска. Вероятно, к такому тактичному решению вопроса их принудила Маргарита Берретти, трепетно относившаяся к репутации клиники. Сама Маргарита последние дни выглядела мрачной и собранной. А может, это Кате так казалось, а на самом деле все было как всегда? Но сама Катя с трудом продержалась два дня, прежде чем проговориться девчонкам о случившейся с ней и остеопатом истории. Ведь что бы ни говорила ей Амалия и какие бы доводы ни приводила, Катя в глубине души продолжала считать Александра Вадимовича жертвой чудовищного недоразумения и была свято уверена, что не сегодня завтра все обязательно разъяснится и светлое имя остеопата Вютриха очистится от грязи и засияет в памяти знавших его людей чистым светом… Конец этой возвышенной фразы у Кати никак не складывался, хотя она даже записывать ее пыталась, словно готовилась выбить на надгробном камне.