Егор Гайдар

О том, когда, в какой момент он понял, что Ельцин поворачивает на новый этап, и на этом новом этапе вновь призовет его, Егор не пишет. Но такие важные, судьбоносные вещи порой понимаешь действительно заранее. А уж с его даром предвидения…

Итак, конец июля 1993-го – все стоят в очередях в сберкассу, проклиная очередную «денежную реформу». Ох как ему это не нравится!

«Ломаю голову: можно ли что-то исправить? К сожалению, немногое. Остановить уже нельзя, и даже не по политическим, а по финансовым причинам; доверие к деньгам, подлежащим обмену, подорвано, декретами его не вернешь. Инфляционный импульс послан, действует. Единственное, что еще можно и нужно сделать, – снизить социальные издержки. Дозвонился до президента, сказал, что, на мой взгляд, совершается серьезная ошибка. Чтобы ее как-то сгладить, нужно увеличить сумму, подлежащую обмену, продлить его сроки и сохранить пока в обращении мелкие купюры. Президент согласился сразу, видимо, был готов к такому решению. Но все это, разумеется, уже не могло компенсировать политический и экономический ущерб».

Где-то тут, между строк, затерялась довольно важная информация, что уже весной, после апрельского референдума, Гайдар становится членом Президентского совета (был такой совещательный орган, включавший многих известных демократов). Орган-то совещательный, но…

«В один из сентябрьских дней, после заседания президентского совета, ко мне подошел Борис Николаевич и спросил, не соглашусь ли вернуться в правительство первым заместителем премьера. Ответил, что должен подумать. Вскоре меня пригласил В. С. Черномырдин, подтвердил предложение президента и сказал, что ситуация, как мне наверняка понятно, чрезвычайно сложная, нужна помощь. Политических вопросов мы не обсуждали, а что касается экономики, то премьер заверил, что готов твердо идти по пути реформ.

Теперь, если вернусь, предстоит новая грязная и тяжелая работа по разборке мусора».

Мусор… Вот это довольно точное слово.

Исчезла пассионарная энергия, невероятный адреналин, питавший его и его друзей, соратников по команде в конце 1991 года и весь 1992-й. Разошлись многие действующие лица – Авен, Нечаев уже не в правительстве, да и вообще это уже другое правительство.

Довольно точно фиксирует Егор и общественное настроение: «все позитивное, что когда-то было сделано нами… все это уже вошло в жизнь, стало будничным, привычным…»

«Огороды, участки» – картошку бы собрать, вот для многих проблема номер один. И это тоже он понимает. Голода нет, есть полуголод – если твое предприятие или закрылось, или поддерживает лишь формальный статус – так называемая «неполная занятость», а на самом деле «скрытая безработица». Даже то, что было в загашнике, сгорело во время обмена денег. Копится в народе отрицательная энергия. Прорваться к экономическому росту быстрым рывком, увы, не получилось. В том числе и из-за его отставки. Из-за бесконечных чередований этих самых рывков и торможений, как у неумелого водителя. Но ведь водитель-то – не он!

Но тогда… зачем возвращаться? Чтобы что?

«Все это очевидно, – продолжает Гайдар, – и вместе с тем не имеет для меня никакого значения. Страна перед опасной схваткой. Исход непредсказуем».

Судьба России будет решаться на площади.

Велик соблазн сказать: всю эту красивую мотивацию он приписал себе задним числом. Не мог тогда ни он, ни Ельцин, никто другой твердо знать, чем все это закончится. Но нет. В том-то и дело, что эти чувства Гайдара не обманывали никогда. Грядущее обрушивалось на его мозг всей своей тяжестью. Если он видел перед собой миссию – даже неправильно, даже ложно им понятую, – он бросался вперед, что бы там ни было. Он не мог остановиться.

«Я только, к сожалению, как и Чубайс, лишь летом 1993 года понял, что с этими коллегами договориться нельзя, – признавался Гайдар в одном из интервью, – потому что они живут по принципу “если кто-то идет на компромисс, значит, он слабый, значит, ему надо вцепляться в горло и добивать до конца”».

Но Ельцин не позволил вцепиться себе в горло.

18 сентября Егор Гайдар был назначен первым вице-премьером. 21 сентября Ельцин распустил парламент, объявил новые выборы и референдум по Конституции.

«Было ясно, – скажет потом Егор в радиоинтервью Сергею Пархоменко, посвященном событиям октября 1993 года, – что да, мы приближаемся к рубежу, на котором решится, как, собственно, пойдет российская история, как это решалось так или иначе в октябре 1917 года. И я именно поэтому не мог Борису Николаевичу отказать».

Ельцин подписал указ № 1400 21 сентября, а в 8 часов вечера того же дня он выступил по телевидению.

«Мы с вами надеялись, что перелом наступит после апрельского референдума, на котором граждане России поддержали президента и проводимый им курс. Увы, этого не произошло.

Последние дни окончательно разрушили надежды на восстановление какого-либо конструктивного сотрудничества.

…Уважаемые граждане! Единственным способом преодоления паралича государственной власти в Российской Федерации является ее коренное обновление на основе принципов народовластия и конституции.