Эгоист

Она должна без конца играть на одной и той же призывной струне, под звуки которой наш давний предок — сатир пускался в пляс и, прилежно исполняя положенные фигуры, вертел свою даму, прищелкивая резвыми копытцами. Есть вещи, которых женщина не должна делать, не смеет говорить и не имеет права думать, если она хочет внушить мужчине благоговейное чувство и прочно привязать его к себе. От нее должно веять монастырской кельей. И как ни странно, как ни страшно, этот мужской взгляд на женщину разделяют сами женщины. Едва ли не с чувством благодарности соглашаются они, что истинное их назначение не в том, чтобы укрощать лесного проказника, а в том, чтобы потворствовать аппетиту прожорливого гурмана, истошно выкрикивающего все то же злополучное местоимение «я» и склоняющего на все лады пресловутое женское целомудрие. Трудно сказать, сознают ли женщины, что в основе всего этого лежит самая обыкновенная чувственность, что за этим столь же изысканным, сколь ненасытным аппетитом прячется тот же сатир; пусть и сверхрафинированный. Скорее всего, что не сознают. Тем хуже для них! Ибо, чтобы ублажить этого гурмана, им приходится прибегать к симуляции, вследствие чего они не в лучшем положении, чем их прабабки. Ведь и в наше время они вынуждены делать ставку на свою физическую привлекательность, меж тем как все духовное в них — единственная их надежда — остается под спудом. У женщин, сильных духом, рано или поздно открываются глаза на безграничную грубость этого требования безграничной чистоты, безупречной белизны. Рано или поздно они обнаруживают, что сделались жертвой неслыханного эгоизма; ради того, чтобы прослыть невинными, они надели маску неведения; в угоду Эгоисту превратили себя в рыночный товар; потакая его нечистой жажде чистоты, потеряли свою чистоту безвозвратно — словом, дали отбросить себя назад на тысячелетия, когда ради утоления его ревнивой жадности поставили превыше всего счастливую игру случая — физическую невинность, тогда как им следовало превыше всех соблазнов фортуны поставить душу, превыше чисто декоративной белизны — силу духа. Разве женщина от природы не такой же борец, как мужчина? Она должна быть подругой мужчины, матерью героев, а не марионеток! Но алчный Эгоист предпочитает видеть в женщине драгоценный сосуд, украшенный золотой резьбой и поступивший в его безраздельную собственность прямо из мастерской ювелира, сосуд, которым он может любоваться и из которого может пить, сколько захочется, забывая, что сосуд этот — краденый.

Этот экскурс в сторону отнюдь не увел нас от сэра Уилоби Паттерна и мисс Клары Мидлтон. Человек неглупый и, уж во всяком случае, чувствительный ко всему, что касалось его самого, сэр Уилоби умудрялся не замечать того, что происходило — и притом достаточно явственно! — в душе его невесты. Не замечал же он этого потому, что она, как казалось, отвечала тем самым требованиям, которые он привык предъявлять к прекрасному полу. Дела призывали его в город, и ему пора было ехать. Но перед тем как расстаться со своей милой, он мечтал пройти с ней в аллею лавровых кустов и там, под их сенью насладиться ее застенчивой нежностью. Клара, однако, уклонилась; больше того, она решительно повернула по направлению к газону. Сравнив ее мысленно с Констанцией в пору их любви, он далее порадовался своей неудаче, приписывая ее тому, что богиня Скромности стояла на страже Целомудрия. Какая, однако, поразительная слепота, скажете вы, в человеке с такой острой чувствительностью, как у Уилоби, да притом еще влюбленном! Но перечитайте этот абзац, и вы поймете, что сэр Уилоби оттого лишь не слышал вещих предостережений, что прислушивался к шамканью старых прабабок Чистоты: прабабки эти — как по материнской линии, так и по отцовской — одобрили его невесту.

Мисс Мидлтон, имевшая довольно скудные понятия о положении женщины в обществе, не сознавала, что сделалась участницей одного из решающих боев в войне, которую вынуждена вести женщина. Впрочем, положение, в котором она очутилась, быстро открыло ей глаза: так под влиянием внезапно обнаружившейся болезни человек начинает понимать, что представляет собой его организм и с чем ему предстоит бороться. Может ли она сделаться женою этого человека? Управлять им, по всей видимости, не составило бы большого труда — стоит лишь проявить некоторую политичность. Да, но готова ли она снизойти до всевозможных тактических приемов, чтобы обеспечить себе более или менее сносное существование? Кларе живо представилось ровное, однообразное поле и нависшее над ним свинцовое небо. О, ужас плоской трясины! Клара даже зажмурилась — словно картина эта стояла перед ее физическим взором, а не духовным. И тотчас наткнулась на Кросджея.

— Я вас задел! — воскликнул он.

— Нет, нет, мой милый, я сама виновата! — сказала она. — Уведи меня, пожалуйста, куда-нибудь подальше от людей.