Его Высочество Ректор

Моргнув, я приподнялась на цыпочки и приблизилась к его лицу — так что наши носы почти соприкоснулись. Он отдернулся было, но я не позволила, крепко взяв его за плечо.

— Я знаю, что вы делали ночью с тринадцатого на четырнадцатое июня, господин ректор, — внятно произнесла я.

Так внятно, чтобы даже и не подумал жаловаться на какой-то там еще «акцент».

Глаза его расширились. Сбросив мою руку со своего плеча с таким видом, будто смахнул какую-нибудь ползучую гадость, он отступил на шаг назад.

— Что?

В его голосе не слышно было ни гнева, ни ярости. Ни даже отрицания. В нем было лишь недоумение — искреннее, беспомощное, почти детское недоумение.

Как такое может быть? — переводился с языка страны Лаконии его простой вопрос.

— Я видела вас, — спокойно сказала я.

Мне больше не было страшно. Подумать только — еще недавно я боялась подкинуть мое видео директору анонимно! А сейчас стою лицом к лицу к тому, кто может задушить меня голыми руками за это самое видео, и совершенно его не боюсь.

И «не боюсь» — это еще самое невинное из всего, что я… чувствовала. От осознания этого факта кровь вдруг бросилась мне в лицо, и, по мере того, как господин ректор становился похожим на хорошо выбеленную стену, мои собственные скулы наливались краской.

На всякий случай я решила прояснить.

— У меня есть запись. Очень подробная и откровенная, — вдруг ему все же придет голову принести меня в жертву своей карьере.

— Запись… — слабо повторил он, поднимая руку к горлу и ослабляя галстук, будто ему становилось трудно дышать.

— Именно. Видео-запись — с вами и Алисией Дженнингс в главных ролях. Двадцать минут, на протяжении которых вы с ней кувыркаетесь во-он за той магнолии. И, если вы не оставите меня в покое…

Господин Кронвиль сглотнул слюну и медленно проговорил.

— Ах ты маленькая дрянь… Так ты затаилась в кустах и… подглядывала?! — зрачки его стремительно темнели.

Не зная, что еще сказать, я просто кивнула.

— Ты записывала на телефон? — он шагнул ко мне и схватил за плечо. — Где запись?

Меня это не впечатлило — мне по-прежнему не было страшно. Лишь адреналин ударил в голову, как после бега с препятствиями.

— Естественно, я не отдам ее вам, — подавляя возбужденную дрожь в голосе, ответила я, чувствуя, как его пальцы впиваются мне кожу — без сомнения, оставляя следы. — Мне нужна гарантия, что вы перестанете портить мне жизнь, — подумав немного, я добавила. — Не откажусь и от пары справедливых оценок. Вместо тех, что вы мне обычно влепляете.

У него отвисла челюсть.

— Ты что, еще и шантажировать меня собралась?!

Догадался, умник.

— Считайте это расплатой за то, что все полтора года вы не можете пройти мимо меня спокойно — без того, чтобы хоть как-нибудь не обидеть.

А еще расплатой за твое звенящее лицемерие — добавила я про себя. Это ведь еще уметь так надо — сам трахается по кустам, а нам выговаривает, если не дай бог, громко посмеялись за обедом!

Выражение лица господина ректора невозможно было описать никакими словами. Какая-то небывалая смесь омерзения, неверия и почти благоговейного ужаса. Он явно не ожидал от меня ничего подобного.

— Убирайся отсюда! — процедил он сквозь зубы. — Пока я тебя не прибил…

И снова не страшно. Да что со мной? Инстинкт самосохранения отказал? Я подняла бровь.

— Так мы поняли друг друга?

Не отпуская моего плеча, он вдруг взял мое лицо в ладонь.

— Что… что вы себе позволяете с девушкой? — пролепетала я, пытаясь освободиться. Наконец-то в моей душе шевельнулось нечто похожее на страх. Еще бы — его ненависть все-таки нашла физическое проявление, и неизвестно, как поведет себя дальше.

- Ты не девушка, — прошипел господин ректор. Он явно не жалел о содеянном и извиняться не собирался. — Ты — подлая, бессовестная тварь! Шантажисты не имеют элементарных понятий о чести, а потому не достойны человеческого отношения! Хоть в твоей стране, вероятно, никто не имеет элементарных понятий о чести — я уже имел несчастье убедиться в этом.

Нависая надо мной, его фигура вдруг расплылась, и я поняла — глаза мои наполнились слезами. Вот ведь мудила! Я неделю ни о чем, кроме него, не думаю, а он — «не достойна иного отношения»!

И что я, собственно, такого натворила? Видео, которое, без всякого шантажа, уже неделю как должно было лежать на столе у директора, теперь будет честно обменяно — причем, на пользу нам обоим. Квид-про-кво, как говорится…

Но, у Кронвиля, очевидно, было другое представление о происходящем.

— Чего еще ты от меня потребуешь? Денег? Ведь именно так поступают такие, как ты?

— Такие, как я?

— Да-да, такие, как ты! У которых нет ни стыда, ни совести!

Отпустив меня, он вдруг схватился за голову.

— Боже, что будет, если узнает Алисия…

— Да ничего ни с кем не будет! — зло выкрикнула я, чтобы прекратить эту истерику. — Просто отстаньте от меня, а я отстану от вас!

— Она — тонкая, чувствительная… — не слушая, бормотал он. — В отличии от тебя, у нее есть чувство собственного достоинства… Господи, да она просто умрет от стыда, если узнает, что за нами подглядывала какая-то русская стерва!