Его величество Чай

Мы ранее сказали, что даосский абсолют – это что-то относительное и взаимное. В этике и морали даосы упрекали и ругали законы и правила морали общества, так как для них «правильное» и «неправильное» являлись относительными понятиями. Определение – это всегда ограничение; «зафиксированность» и «неизменность» являются терминами, которые выражают остановку роста. Кузуген сказал: «Мудрецы двигают мир». Стандарты морали порождаются прошлыми потребностями общества, но всегда ли общество остается одним и тем же? Соблюдение общественных традиций постоянно требует жертвовать индивидуальным перед общественным. Образование, вместо того чтобы сохранить могущественную иллюзию, поощряет невежество. Людей учат не как стать добродетельными, а как вести себя прилично. Все мы злобные, безнравственные и порочные оттого, что чересчур уж рациональны, отдаем себе отчет в своих действиях и поступках. Мы взращиваем свое сознание, потому что боимся сказать правду другим. Мы прибегаем к гордости, потому что боимся сказать правду самим себе.

Как кто-либо может серьезно относиться к миру, когда сам мир является смехотворным и нелепым! Дух товарообмена царит повсюду. Честь, слава, чистота и целомудрие! Остерегайтесь благодушного торговца, говорящего про добро и правду. Мы можем даже купить так называемую религию, которая по общепринятой морали благословляет цветами и музыкой. Лишите Церковь ее аксессуаров, – и что от нее останется? Даже вера чудесно растет, так как цены абсурдно малы: молитва – как билет на Небеса. Диплом – как показатель благочестивого гражданина: за него можно спрятаться, пока реальная непригодность не станет известна миру. Почему мужчины и женщины так любят рекламировать себя самих? Может быть, это тот самый инстинкт, который передался нам со времен рабовладельческого строя?

Мужество и зрелость идеи лежат не в ее силе прорываться сквозь современную мысль, а в ее возможности к доминированию над последующими действиями. Даосизм был активной властью в эпоху правления династии Мин – в тот самый период объединения страны, когда и появилось ее название «Китай». Надо отметить взаимное влияние эпохи и принадлежащих ей философов, математиков, алхимиков, художников и поэтов, воспевших природу Янцзы. Нельзя игнорировать тех мыслителей, которые сомневались и задавались вопросом: лошадь белая, потому что она по-настоящему белая или потому что она так мне видится? Ни один из мыслителей шести династий не наслаждался подобно философам дзен-дискуссиями, касающимися Чистого и Абстрактного. Кроме того, следует отдать должное даосизму за то, что он сделал для формирования характера нации Поднебесной, дав ей способность для совершенствования «обратной стороны нефрита».

Китайская история богата анекдотами, аллегориями и афоризмами, повествующими, как сторонники даосизма, подобные принцам и отшельникам, слепо следовали за различными интересными моментами своего вероисповедования. Если бы мы последовали за ними, то поссорились с восхитительным императором, который никогда бы не умер, потому что никогда не жил. Мы могли бы идти по ветру с Ли-цзы, и при этом он был бы абсолютно спокойным, потому что мы сами являлись бы ветром. Мы жили бы среди воздуха со стариком, который обитал между небом и землей, потому что не принадлежал ни одному, ни другому. Столько гротеска и абсурда, богатства воображения и абстрактных образов невозможно найти ни в одном другом учении, кроме даосизма.