Его уже не ждали

Позавтракать Ярослав зашел в небольшое кафе при отеле. В ожидании заказанного шницеля и кофе он развернул утренний выпуск «Венских новостей», но едва успел пробежать глазами первый абзац статьи под заголовком «Кто истинный виновник преступления?», как внимание его привлек неожиданно прозвеневший чистый голос:

— Виноваты монахи!

Ярослав невольно повернул голову и увидел девушку, проговорившую эти слова по-русски, хотя ничего русского не было в ее смуглом лице, на котором, придавая ей чарующую прелесть, как два драгоценных агата, чернели большие глаза, оттененные густыми ресницами. «Весь ее облик — олицетворение нетронутой юности», — подумал Ярослав, решив, что ей, пожалуй, нет и шестнадцати лет. Но голос! Какой удивительно чистый и твердый. Нет, такая девушка себя в обиду не даст!

— Папенька, помните, два года назад, когда вы вернулись из Парижа, вечером у нас собрались гости. И вы тогда рассказывали, что всю Францию лихорадит дело французского офицера Дрейфуса. Его обвинили в предательстве. Но на процессе выступил подполковник Пикар и разоблачил подлинного виновника приписанного Дрейфусу преступления. Правительство было вынуждено назначить пересмотр дела.

— Да, конечно, — утвердительно кивнул головой «папенька», худощавый господин с расчесанными на пробор темными волосами, тощими усами и бородкой, одним словом, олицетворение угнетенной добродетели. Он на мгновение оторвался от бифштекса и, взглянув умным и добрым взглядом сперва на свою прелестную дочь, которую, казалось, он безмолвно молил молчать, перевел взгляд на жену, но тут же поперхнулся и закашлялся в салфетку.

— Ну, да! Власти испугались дальнейших разоблачений Пикара на предстоящем процессе, — возмущалась девушка. — Вот они теперь и состряпали обвинение, будто подполковник Пикар «разгласил государственную тайну», и заточили честного, справедливого человека в тюрьму. Теперь следует опасаться не только за жизнь офицера Дрейфуса.

Военный суд, науськанный монахами, может расправиться и с подполковником Пикаром.

— Ради бога, Андраник, уйми свою Кассандру,[44] — строго посмотрела угольно-черными глазами чопорная маменька, которую Ярослав сперва по ошибке принял за венгерку. Угадывалось, что маменька ни с кем в семье не разделяла своего главенства.

— Я и сама молчу, — отозвалась девушка, пытаясь придать серьезность своему юному разгоревшемуся личику.

Четвертым за соседним столом был гимназист, чем-то похожий на сестру и совсем не похожий на родителей. Он молча пил кофе, и лишь карие глаза его блестели решительным огнем. По всей вероятности, мысли подростка сейчас витали где-то далеко.

А вообще-то, благодаря присутствию девушки, Ярославу казалось, что от всей семьи веет чистотой и порядочностью.

И вдруг Ярославу показалось, что он уловил на себе взгляд девушки, чуть-чуть боязливый, кроткий, но вместе с тем полный неизъяснимого радостного изумления и немого вопроса.

«Она смотрит на меня так, будто мы с ней знакомы, — подумал Ярослав, чувствуя какую-то неловкость. — Смотрит так, будто о чем-то хочет меня спросить… А может быть, мне только показалось?»

Но когда он расплатился и направился к выходу, когда заметил, каким взглядом девушка его проводила, Ярослава вдруг охватило незнакомое ему до сих пор волнение, которое не покидало молодого человека даже спустя несколько часов. Правда, одно неприятное происшествие на короткое время заставило его не думать об очаровательной незнакомке.

Это случилось в вестибюле банка. Когда Ярослав поднимался по широкой мраморной лестнице, к нему подошли двое: один — пожилой с густой сединой на висках, второй — молодой, энергичный, но иссиня-бледное лицо его выдавало усталость.

— Если не ошибаюсь, герр Калиновский? — с почтительностью спросил пожилой.

— Да, — просто ответил Ярослав. — Что вам угодно?

В этот миг и щелкнул фотоаппарат в руках молодого репортера с иссиня-бледным лицом.

— Что это значит? — возмутился Ярослав.

— Мы репортеры, герр Калиновский, — только сейчас представился Фред Курц, в прошлом знаменитый «король венской информации», которому пришлось горько поплатиться за историю с портретом баронессы фон Раух.

— Я не стану отвечать ни на один ваш вопрос, — сердито ответил Ярослав, продолжая подниматься по лестнице.

Под вечер, вернувшись в отель, Ярослав попросил у портье ключ. Вместе с ключом, расплываясь в почтительной улыбке, австриец протянул ему «Брачную газету».

— Благодарю, но меня не интересует эта газета, — мягко проговорил молодой человек.

— Но здесь напечатан ваш портрет и про вас написано.

Ярослав мысленно послал проклятье негодяям, заплатил за газету и направился к себе в номер. И случилось то, чего безмерно желал Ярослав весь день: в коридоре на втором этаже он лицом к лицу столкнулся с незнакомкой. Она неожиданно выпорхнула из-за угла, едва не сбив Ярослава с ног.

Страшно смущенные, они одновременно нагнулись, чтобы поднять книгу, которую девушка уронила, и стукнулись лбами.

— О, извините, ради бога! — первой воскликнула юная незнакомка, потирая рукой ушибленный лоб.