Его сын

— Она такая… сияющая… Светлая. Я помню, как ей было больно… А сейчас… Я ее не чувствую. Когда нас разделили, Кеноби, видно, что-то сделал, потому что было больно, здесь, — он прижал руку к груди, — словно что-то порвалось. Я смог разбить этот… барьер, дракон меня очень сильно испугал, я от ужаса даже папу смог позвать. А вот Лея… — ребенок скорбно покачал головой, — я ее не чувствую. Совсем. Странно…

Скрип протезов Вейдера разнесся по кабинету, вызвав недовольный взгляд Палпатина. Люк озабоченно осмотрел отца и поджал губы: от мужчины тянуло целой смесью негативных чувств. Сидиус с интересом подался вперед.

— Скажи, Люк, что ты чувствуешь к отцу?

Вейдер замер под внимательным взглядом синих глаз. Люк задумался, слегка наклонив голову.

— Любовь, — твердо изрек он.

Вейдер вскочил, сжимая кулаки.

— Как?.. — выдохнул он. — Как ты можешь меня… любить? Зная, что я сделал?!

Люк беспомощно пошевелил рукой, недоуменно глядя то на отца, то на внимательно наблюдающего за ним, сканирующего его своей Силой Императора, пытаясь подобрать слова.

— Глупый вопрос, — наконец пожал плечами мальчик. — Ты — моя семья. Мой отец. Как можно тебя не любить?

Сидиус прищурился, на его губах заиграла удовлетворенная усмешка. Мальчик совершенно не врал, для него не существовало никакой проблемы, не было никаких нравственных терзаний или раздумий. Неоспоримая верность семье, тем, кто в нее входит. Это открывало такие перспективы… Верность не из страха, не из боязни… Из любви. Понятно, что эта любовь — результат обретения «якоря» после «падения», установка, которая проросла сквозь все поведенческие реакции и моральные принципы, ну и что? Зато ребенок никогда не предаст тех, кто одной крови с ним, тех, кого назовет своими. Разве не этого хотели все ситхи, воспитывая учеников? Верности. Себе, своим идеалам… Вот только им оставалось об этом лишь мечтать.

Когда те, в кого вкладываешь годы усилий, только и ждут момента, чтобы оторвать тебе голову, а ты осознаешь, что и сам такой… Найти такое чудо — это просто дар Силы. А уж в его положении, так вообще. Он — Император, а на троне всегда одиноко, и у его подножия полно тех, кто только и ждет твоей ошибки, возможности ударить в спину, но теперь есть шанс. Прекрасный шанс получить наследника не только по Силе, но и по крови. Вейдер силен и умен, но он не правитель, он военачальник. Его стихия — Война. Он создан для битв, для сражений, именно в этой области лежат его таланты, а для управления Империей этого мало. А вот малыш… Недаром его отец говорит, что они похожи. Судя по всему, это маленькое белобрысое сокровище — тот еще интриган, что не может не радовать, некоторые сцены, подсмотренные в его разуме, прекрасно это подтверждают. Это радует…

Палпатин шевельнулся, рассматривая малыша, от которого тянуло обожанием, направленным в сторону отца. В груди кольнула ревность, глядя на такое отношение, и старшему ситху захотелось, чтобы и к нему так относились. Значит?

Значит, надо сделать все, что необходимо, для того чтобы мальчик начал воспринимать его как семью. Сейчас отношение ребенка было настороженно-ровным, но он это исправит. Тем более что Вейдер, что Люк — они его продолжение, пусть и узнал он об этом так поздно и совершенно случайно. Кроме того, разве не об этом он думал, когда узнал о предполагаемой смерти ребенка?

Решено. Но сделать надо все красиво, а то есть некоторые индивидуумы, облизывающиеся на его титул. Время их окоротить.

Но нужно еще кое с чем разобраться.

— Скажи, Люк. Что еще ты помнишь о себе? Что ты видел?

— Что еще? Я видел, как рос на Татуине, до девятнадцати где-то. Но очень смутно, только пару сцен. Потом кто-то напал на ферму дяди, и Ларсы погибли. Пришел Кеноби, сказал, что это сделали солдаты Империи, так как они искали пропавшие чертежи какого-то секретного объекта, а эти самые чертежи были в купленных накануне дроидах. И что мой отец был джедаем, но его убил ситх по имени Дарт Вейдер. Стимул отомстить, — злобно скривился Люк. Палпатин и Вейдер переглянулись. — Потом мы каким-то образом попали на этот объект, и папа убил Кеноби… — от ситха ударило волной злобной радости. — Вот только старик специально поддался. Он дождался момента, когда я буду смотреть, после чего выключил меч и, когда папа ударил его сейбером, растворился в Силе. А я этого не простил. Месть. Война. Никакой пощады. Мы много раз встречались в бою, сражались…

— Твой отец знал, кто ты?

— Сначала нет, потом догадался.

— И он не сказал тебе? — прищурился недоверчиво Палпатин. Люк хмыкнул:

— Сказал. Так сказал, что лучше бы не говорил! Он заманил меня в ловушку, мы дрались, и папа отрубил мне руку, и только потом сказал, что он — мой отец, и предложил к нему присоединиться.

Палпатин поднял изумленно брови и повернул голову к Вейдеру, рассматривая с каким-то странным интересом.

— Потом, — уточнил развеселившийся ситх. — После того как искалечил тебя.

— Да, — кивнул Люк, укоризненно поджав губы. — Папа! Зачем ты отрубил мне руку? Они обе мне дороги, как память! И не только левая!