Тогда придумала Алена Робертовна (а придумывала она, как мы помним, лежа у самой сине-белой каймы Черного моря), придумала создать, как говорят взрослые, здоровую конкуренцию. Сперва, быть может, несколько искусственную. Но потом, думала она, борьба все-таки разгорится! Обязательно должна разгореться!
Алена решила присудить медаль не совсем справедливо — не лучшей ученице Самсоновой, а кому-нибудь другому.
— Сегодня я хочу отметить особую старательность и прогресс нашего нового лауреата. Хочу заметить, что она большой молодец, добилась своего, отвоевала у Лиды медаль. Значит, я полагаю, это могут сделать и другие?
Тут Алена улыбнулась чарующей улыбкой — словно готовилась принять букет гвоздик.
А класс замер в ожидании сенсации. Вернее, в ожидании непонятного. Ведь Самсонова как была лучшей, так и осталась. Что же в таком случае затеяла Алена Робертовна? И для чего? Учителя — народ непонятный!
— Медаль присуждается Лене Серовой!
Загремели аплодисменты — это в одном углу шестого «А». И вытянулись физиономии — это в другом углу шестого «А».
Эх вы, витающая в небесах Алена Робертовна! Жалеешь вас, жалеешь, а, видать, надо все-таки хоть разок подрезать ваши выдуманные крылья…
Были в шестом «А» две девчонки, вокруг которых так или иначе крутилась вся жизнь — Самсонова и Серова. У них были свои «команды». А остальные двадцать семь или двадцать восемь человек класса являлись… Как тут сказать? Болельщиками, что ли: сам в команде не состоишь, «на поле не выходишь», однако за делами ее следишь, или даже заполняешь таблицу под названием «Движение по турам», или даже нет-нет да и выкрикнешь, что, мол, «Спартак» — чемпион, а ваша — так себе команда… И стало быть, когда произносятся слова, что «Серова обошла Самсонову…» (да еще произносятся кем!), и когда у Самсоновой медаль отбирают, а Серовой отдают, это, знаете ли…
Здесь стоит, между прочим, заметить, что Сережа принадлежал к той части болельщиков, у которой вытянулись физиономии.
Пожалуй, лишь одна Таня сохранила полный нейтралитет. Но ведь она была новенькая.
Сережа почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Естественно, это была его соседка по парте. Спокойными своими синими глазами погасила Сережин все еще досадливый и негодующий взгляд:
— Запомни мои слова. Скоро что-то случится!
«Незнакомец из Менга»
А ведь она угадала! Это началось буквально через сутки. Но никто ничего не заметил. Быть может, такова вообще природа преступлений: честным людям до последнего не верится, что оно уже совершено. Все думаешь: недоразумение, чепуха, через полчаса все разъяснится.
Первым, как это ни странно, засомневался Сережа. Пришел домой, сел за уроки, а внутри что-то не на месте. Взял телефон, тихо отнес в свою комнату (бабушка на кухне читала «Иностранную литературу» и следила, как тушатся баклажаны), тихо набрал номер… Таня выслушала, не проронив ни звука, потом сказала: «Нет». И положила трубку.
Она вовсе не считала, что должна быть любезной со своими подчиненными, если занята каким-то более важным делом. А дело у нее действительно было важное. Лежа в ванной, она училась дышать через резиновый шланг… Получалось у нее из рук вон плохо. Вода забиралась в нос, в рот и в уши.
Она лежала на дне, чувствуя затылком гладкую поверхность ванны, и по ударам сердца подсчитывала вытерпленные секунды.
Телефонный звонок прокричал низким и как бы охрипшим голосом — так ей показалось из-под воды. Едва отплевавшись, отсморкавшись, Таня взяла трубку. До Сережиных ли глупостей было ей в тот момент!
И вот на ж тебе — ее подручный все-таки оказался прав!
На следующий день первый урок был русский. Уже прозвенел звонок. Они все сидели за партами, переговариваясь вполголоса, и многие — увы! — радовались, что минутки от урока уходят, тают. Вовсе не думая о том, что это тают минутки их собственной жизни!
Звуки в коридоре исчезли, выметенные школьной тишиной. Алены все не было. И они уж начали надеяться, что учительница вовсе не придет, мало ли — заболела или еще что-нибудь. И значит, им сейчас надо сидеть тихо, чтоб завуч ничего не заметила. И, если повезет, они так просидят целый урок.
Но здесь влетела Алена Робертовна — запыхавшаяся, веселая, словно они были не ученики, а соучастники ее опоздания.
Алена села к себе за стол, чуть растерянно оглядела его:
— Годенко.
Поднялся Гришка Годенко — одна из ярких личностей их класса.
— Будь любезен, сходи, пожалуйста, за журналом.
У Алены Робертовны и Гришки были сложные отношения, и уже давно — с четвертого класса, с тех пор, как Алена взяла их класс под свою опеку.
Обычно как относятся к учителям? Того немножко любят, того немножко не любят. Но в основном все-таки спокойно, чтобы не сказать равнодушно.
Здесь все было наоборот.
Если б в шестом «А» употреблялись возвышенные слова, то вполне можно было бы сказать, что у Алены Робертовны и ее ученика Годенко отношения