Пока спускаемся по лестнице, я пытаюсь подавить в себе странное чувство, словно меня отрывают от чего-то важного. В горле поднимается ком обиды от того, что меня выпроваживают из дома, а Власов даже не явился объяснить. Конечно же я думала, что придёт день, когда меня отпустят, и я жаждала свободы, но, выходя из этого дома, мне хочется плакать.
Мои чемоданы загружают в багажник внедорожника, а передо мной открывают заднюю дверь. И это вовсе не из вежливости, а чтобы я никого не задерживала.
Перед тем, как загрузиться в машину, затылок простреливает горящей стрелой, и я вся подбираюсь от понимания, что кто-то на меня смотрит. Поворачиваю голову и смотрю в окна дома, но из-за бьющих лучей солнца ничего не вижу. Вздохнув с разочарованием и сглотнув горький ком, я сажусь на указанное место и закрываю дверь.
“Вот что с тобой не так, Лиза? Ты сама не понимаешь, что хочешь. Ты ведь ненавидишь его, смерти ему желала, а что теперь? Готова разреветься из-за того, что он не удостоил тебя своим вниманием? Не пришёл сам сказать, что тебя отпускают? Спустись на землю и включай мозги!” – твердит здравый смысл, но всё зря. Я продолжаю смотреть в окна дома и надеяться, что он выйдет и скажет хоть что-то, пока автомобиль не покидает территорию особняка.
Половина дороги проплывает мимо, я погружаюсь в свои мысли и по сторонам особо не смотрю. Вопросы в голове крутятся, а я чувствую себя белкой, которая пытается за что-то зацепиться и остановить это колесо.
Раздавшийся сигнал снаружи и ругательство водителя-охранника, приводит меня в чувство, и я озираюсь по сторонам – мы в городе. Вскоре чёрный внедорожник и вовсе останавливается перед дверями моего общежития, и я, выпучив глаза, пытаюсь подобрать слова.
Зачем меня сюда привезли? Меня же наверняка отчислили за непосещаемость, а, собственно, и из общежития должны были турнуть. Ну прекрасно, теперь я бомж. Как-то раньше не думала, что, получив свободу, я по сути останусь на улице.
Охранник, сохраняя молчание, выходит из машины, достаёт мои вещи из багажника и, заметив, что я так и сижу на заднем сиденье, открывает дверь.
– Приехали, – сообщает с таким видом, словно у меня заторможенность в развитии.
– Почему ты меня привёз сюда? – спрашиваю, так и не двинувшись с места.
– Мне приказывают – я выполняю. Выходи и не заставляй вытаскивать тебя силой, – говорит спокойно и с улыбкой, но я знаю, что за ней скрывается.
Особо выбора у меня нет, и как только я выхожу из машины, он захлопывает дверь, садится на место водителя и автомобиль, визжа шинами, трогается с места.
– Ну и что мне теперь делать? – с выдохом задаю вопрос в пустоту.
На вокзал идти? Так-то начало зимы уже. Спать на улице… можно и не проснуться. Постучатся к Лере? У неё там новый отчим, наверное, и правила в доме новые. Не хочу никому доставлять неудобства. Можно поговорить с Марией Николаевной, чтоб пустила меня пожить пару дней, пока я не решу, что делать со своей сломанной жизнью. Уверена, у неё найдётся местечко в общежитии, я согласна и на каморку, лишь бы не на улице.
– Лизочка! – раздаётся за моей спиной, и я поворачиваюсь. – Ой, деточка, и правда ты, – восклицает тётя Маша и несётся ко мне. – Выздоровела? – спрашивает она, заключая в свои объятия. – А ведь я говорила тебе – не пахай как лошадь, боком выйдет, – пальцем меня отчитывает, а я пытаюсь понять, о чём она говорит.
– Вы о чём, тёть Маш? – прищуриваюсь я.
– Ну как же, пришёл какой-то родственник твой, сказал ты серьёзно заболела и пока отлежишься в какой-то дорогой больничке, – с серьёзным выражением лица отвечает, а я начинаю сомневаться в её адекватности, всё-таки человек немолодой уже.
– Какой ещё родственник? Какая болезнь? – непонимающе качаю головой я.
– Ну тот, который твои вещи забрал. Бумажку мне ещё приволокли, с печатью ректора, – продолжает говорить и делает шаг в сторону входа. – Пошли-пошли, ты смотри какой холод, опять заболеешь, – тараторит баба Маша.
Вцепившись в ручки чемоданов, я иду за ней и тащу их за собой. На улице и правда очень холодно, надо уже подумать о зимних вещах. Вот только где я деньги возьму, работу-то я тоже потеряла. Да чтобы ты провалился, Власов, вместе со своими псами и деньгами!
– Значит, комнату твою я не трогала, только, как было велено, соседку твою переселила…
– Как это? – в который раз за сегодня я застываю с открытым ртом.
– Ну как-как – взяла, да и определила в другую комнату, теперь ты одна будешь жить, – объяснят тётя Маша, пока мы поднимаемся по лестнице.
Пока что я не понимаю ничего. Абсолютно.
– Правда, место пустое осталось, но ты девочка умная, что-то придумаешь себе, – махнув рукой, она достаёт ключ и протягивает его мне. – Ой, что это я, у тебя же эти чемоданы, – бубнит себе под нос и открывает дверь в мою комнату.
– Спасибо, – говорю я, выравнивая дыхание.
– Да мне-то за что? Это родственнику своему благодарности неси. Он вон как подсуетился – с ректором уладил, мне хорошо заплатил… ой, – замолкает и, покраснев, прикрывает рот рукой.