Его сладкая девочка (СИ)

А все потому, что надо обозначать сразу свою позицию, не стоит просто так почти год ездить к женщине за сексом и не думать о том, что она ничего там себе не накрутит.

Ну вот не думают мужчины об этом, мы не так устроены, нам надо говорить все прямо и в лоб. У нас нет времени читать женские мысли и угадывать их желания. А если этого долго не происходит, не надо обижаться и говорить о рухнувших надеждах.

Иду на кухню, надо попить воды и не мешало бы хоть что-то пожрать, спасибо Ирине хоть за то, что приготовила еды. Пахнет вкусно курицей и овощами, а еще салат, соленые огурчики. С чего Даша решила, что будут жареные яйца?

Вот мои яйца сварились.

О, они будут жареными, если я сейчас все расскажу: как трахал Дашку ночью, что она не племянница, что встретил ее сутки назад. Но это вообще никого не касается, это мое личное. Это наше личное.

С Ирой надо поговорить, но не сейчас, вот совсем не сейчас. Чувствую, будет истерика — сначала у нее, потом у Орешкиной, которая точно склюет всю мою печень.

— Тимоха, давай к столу.

Тимофей оторвался от телефона, с интересом посмотрел на меня и Ирину. Сейчас точно скажет какую-то глупость, а мне потом расхлебывай.

— Ну, что ты смотришь на меня, как на отца родного? И запомни, Тимофей, вся глупость, сказанная тобой, будет эквивалентна деньгам. Хоть одно слово — и минус косарь от зарплаты.

Говорю все это тихо, Тимофей моргнул два раза, приоткрыл рот, но тут же его закрыл.

— Вот и молодец.

— Роман, я все-таки не поняла, ты никогда не говорил про племянницу, и вообще, зачем ты привез ее сюда?

И правда — зачем? В городской квартире было бы все проще. Хочешь сделать как лучше, сделай, но при этом очень сильно усложни себе жизнь. Прям звучит как мой девиз.

— Да, шеф, и мне интересно.

Показываю Тимофею один палец в знак того, что уже минус тысяча рублей, тот сопит и утыкается снова в свой телефон.

— Сестры моей двоюродной дочь, мы поругались лет десять назад, не общались совсем. Старая история.

— Как интересно, — Ира подошла ближе, повернулась, чувствую, как прошлась грудью по моей руке, наклонившись к столу, подвинув тарелку, присела рядом на стул. — И надолго она в нашем городе? Ты же не собираешься ее поселить в своей квартире? Она говорила что-то о стажировке.

Тимофей вновь оторвался от телефона, но молчал, за что уже заслужил пирожок.

— Еще пока не думал об этом, вернулся поздно, сама понимаешь, пока в травмпункте, пока аптека.

А вот это хорошая идея: поселить Орешкину у себя, ну, не отправлять же ее в какой-нибудь вшивый мотель. Она там таких дел натворит со своим везением. Да и вообще, я не смогу уже ее отпустить, тот секс, что был между нами, его словно не было, я еще не распробовал все сладкие местечки этой строптивой девчонки.

— Надо позвать Дашу, — слишком резко встаю и отодвигаю табурет, тот падает с грохотом на пол, но как только я делаю несколько шагов в сторону коридора, распахивается входная дверь, в дом вваливается какой-то мужик. Весь засыпанный снегом, на голове капюшон, он матерится и топает ногами.

— Что за ебучая погода! Твою же мать, да когда это закончится? Надо валить из этого города, а лучше сразу из страны.

Господи, чем я тебя прогневал за последние двадцать четыре часа, почему мой дом стал проходным двором?

Макса мне для полного счастья не хватало. Мой закадычный друг, подбивающий меня на разного рода авантюры, с которым я опускаюсь на самое дно, перестав быть респектабельным, уважаемым бизнесменом, владельцем успешной фирмы, да и вообще — взрослым и разумным человеком.

— Вершинин, как хорошо, что ты дома. А то сеть не ловит, машина в сугробе, не видно ни хрена, ебучая метель с ебучим снегом, с этой, мать ее етить, ебучей погодой… О, так ты с дамой?

Макс наконец заканчивает стряхивать с себя снег и материться, проходит в гостиную, обводит нашу компанию любопытным взглядом, улыбается, глядя на Ирину, та стоит, моргает ресницами и смотрит во все глаза.

Я потираю переносицу, потому что понимаю: мои выходные будут ой какие напряженные. Макс скидывает куртку прямо на пол, не разувшись, прется на кухню, хватает Иркину ручку, мусолит ее своим губами, смачно причмокивая.

— Разрешите представиться: Ржевский, Максим Ржевский, друг этого странного мужика в трениках, который онемел от удивления.

Ржевский — это, кстати, его настоящая фамилия.

Ира выдергивает руку, прикрывая ей свою грудь, а Макс, я чувствую, сейчас уткнется своей небритой рожей именно туда.

— Ирина, — представляется чуть слышно.

— Твоя кобылка?

— Так, Ржевский, кончай спектакль. Что ты тут забыл? Я тебя не звал.

— А вот настоящих друзей звать никогда не надо, Роман Александрович, они сами приходят.

— Знаю, сами приходят и все портят.

— Ой, что за брехня, вот брехня брехней. Когда и что портил Ржевский?

— Напомнить?

— Ну, не при даме же?

— Отчего нет?

— Слишком интимно и пикантно.

— Это ты о том случае в сауне с моими партнерами? Когда ты увлеченно рассказывал о том, что по длине носа мужчины можно судить о размере его полового органа? А потом притащил рулетку и начал демонстрировать свою теорию.

— Так ведь это не я придумал, это всем известно.