Его птичка

Я, совершенно погруженная в себя, спустила босые ноги на холодный кафель и вдруг вздрогнула, когда услышала вскрик.

— Ого! Это что с тобой такое? — ужаснувшись, воскликнула Катя, внимательно рассматривая мои непривлекательные пальцы.

Наверное, во всём должна быть гармония. Если природа наделила меня привлекательностью и способностями к балету, то она должна была чего-то и лишить. Отца, красоты ступней, друзей, отношений, с которыми никогда не складывалось.

— Точно, балерина. А я думала, ты сочиняешь.

Я хмыкнула и сразу потянулась к пакету, чтобы достать носки и скрыть уродство. Если девушка в открытых босоножках говорит вам, что она балерина — врёт. У профессиональных танцовщиц пальцы ног всегда чем-то прикрыты.

Я выругалась, когда попыталась разобрать бардак в пакете.

Его явно собирал Марк. Только у него есть привычка всё запихивать.

С облегчённым вздохом я все-таки нашла носки, завёрнутые в пижаму.

— Значит, ты и правда балерина? Вот же здорово. Многие мечтают, а тебе вон как повезло.

Глава 5.2

— Ну да.

Бессмысленный ответ, не отображающий и доли тех чувств, что бушевали во мне.

Повезло? Повезло?! Кричала я про себя от возмущения.

Можно ли назвать удачей ежедневные тренировки, недосып, недоедание и слёзы безысходности, если кто-то оказался лучше тебя на городских соревнованиях. И нет, я не жаловалась. Это всё приближало меня к цели, пусть и медленно, как на пуантах, но верно, как движение поезда по рельсам, у которого нет права свернуть не туда.

Я уселась на кровати и достала из сумки старенький айфон. Посмотрев на пропущенные от матери и Веселова, я лишь пожала плечами. Это было ожидаемо, а вот беспокойство Валентины Марковны было удивительным и приятным. Всё-таки чудесная женщина. Строгая и требовательная к своим студентам, но мне это только импонировало.

Поговорив с матерью, я стала набирать Артура, но он меня опередил:

— Привет, Анют. Ты ещё жива?

— Живее всех живых, а ты уже сделал батман фондю с Таней? — спросила я с ехидцей в голосе и как будто бы недовольно, но он-то знает, что это проявление ревности не к новой партнерше.

— Ей до тебя как пешком до луны, во всех смыслах, — начал говорить он с придыханием, на что я только закатила глаза. — Не переживай. Я после выступления заскочу на минутку. Хорошо, что тебя в другой район не увезли.

— А что, не приехал бы? — прошептала я, чувствуя, как меня охватывает отчаяние. Он будет выступать, а я прозябать здесь. Ужасно.

— Да почему, просто это было бы сложнее. Тебе долго лежать?

— Дней семь вроде, хотя, я бы прямо сейчас на сцену выскочила.

С этими словами я зажала плечом телефонный аппарат, предполагая, что разговор затянется. Нам с Артуром всегда было о чем поговорить. И начала разворачивать пижаму, чтобы переодеться.

Двигаться было еще тяжело, и мышцы казались одеревенелыми, но это не помешало мне, разговаривая, наклониться низко, чтобы вдеть ноги в брюки. Я приподняла сорочку, чтобы натянуть пижамные брюки и отвечала на какой-то глупый вопрос Артура про дизайн помещения больницы. Хихикнула в трубку. Друг с детства был эстетом.

В этот момент, неожиданно и совершенно неловко, произошли три вещи.

Послышался скрип открываемой двери, и в этот же момент Катя закричала:

— Какая у тебя родинка на заднице!

Я, вздрогнув от двойной неожиданности вскрикнула, и, подпрыгнув, плюхнулась животом поперёк своей кровати, оттопырив, так и не зачехлённую в брюки, ладную попку. Телефон, естественно, как кузнечик от меня отпрыгнул на пол.

Хорошо, в чехле, не разбился.

— Вид, конечно, замечательный, Синицына, но, по-моему, мы с вами оперировали живот, — произнес строгий очень знакомый голос. Соседки засмеялись, очень напыщенно и как-то фальшиво.

Ну, еще бы. Еще, поди, и ресницами захлопали.

Я с досады чуть вслух не застонала, еле сдержавшись. Повернув голову и, выглянув из-за пелены волнистых волос, я посмотрела на серьёзное лицо Романа Алексеевича, в темных глазах которого, как угольки, тлели смешинки.

Я, ворча себе под нос, что-то о неуёмных женщинах и наглых мужчинах, рывком натянула брюки. Я ощущала жар в пояснице, там, где Роман Алексеевич взглядом касался обнаженной кожи.

Благодарно улыбнувшись Надежде, которая протягивала выключившийся из-за падения телефон, я взяла его и убрала под подушку. Сев на кровать, я из-под нахмуренных бровей прожигала взглядом дыру, в дорогом на вид, галстуке врача.

Впрочем, он своей вины явно не чувствовал и выглядел даже слишком довольным всей ситуацией.

— Ну, как вы тут дамы? Я смотрю, не скучаете.

— Нет, Роман Алексеевич, — в один голос, как на параде перед генералом, ответили Катя с Надеждой.

Я только закатила глаза. Неужели и мне предстояло в скором времени встать по струнке перед этим местным языческим божком? Влюбляться в него не было никакого смысла. Боги лишь могут одаривать своим светом и вниманием, но никогда не полюбят смертных.

— Синицына, вы сильно не располагайтесь, — посмотрел он строго на то, как я сижу, скрестив ноги.

— Мне разве уже можно ходить?