Его отражение

– Не ёрничай, – холодный приказ и еле сдерживаемая злость захрустела в голосе. Ева приподняла бровь и изобразила ожидание. Но тянуть кота за хвост Алессандра не собиралась:

– Верни крест моего внука, который украла с его тела!

– Крест? – удивлённо хмыкнула и сложила руки на груди, в защитном жесте. Отдавать украшение не хотела, – Он же практически ничего не стоит! Неужто Покровские настолько обнищали, что собирают разную мелочь? Так давайте я вам ещё и серёжки свои отдам, помогу финансово, так сказать! Да и с чего вы взяли, что вещица у меня. Однажды мы это обсудили.

– Мы обе знаем, где украшение! – прошипела Покровская и неожиданно у самого лица Евы быстро проговорила: – уж не знаю как ты, мелкая дрянь, смогла меня обмануть. Но ты его украла! И я намерена вернуть, даже если придётся оторвать твои ручонки!

– О, переговоры даже не начались, а мы переходим к оскорблениям и угрозам? – чуть улыбнулась девушка. Прилагала массу усилий, чтобы не отшатнуться от разгневанной дамы.

Покровская секунду сверлила девушку взглядом, а потом взяла себя в руки, отошла на шаг и уже с деловым видом продолжила беседу, если так можно назвать:

– Давай начнём сначала и пройдёмся по фактам. Мы обе знаем, что эта вещь – моего внука. Эрик придавал большое значение кресту, более того – это фамильное украшение. Наша семья хотела бы получить его обратно. Потому в твоих интересах пойти на встречу и решить вопрос мирным путём. Верни крест, Ева!

– Он принадлежит мне, – с полной уверенностью ответила девушка. В глубине души не дрогнула ни единая струна, – думаю, Эрик был бы не против.

Лицо Алессандры перекосило в гримасе отвращения. Женщина почему-то раз за разом теряла контроль, хотя ранее с ней такого не случалось. Отчего же так важен этот обыкновенный предмет? Пусть и отлитый из платины. Денежная ценность вещицы для этой семьи просто пыль, а уж фамильному значению Ева не поверила, чуя подвох. Разговор в подобном тоне вовсе отбивал охоту идти навстречу. И хоть она была неправа в моральном плане – забрала самовольно украшение, врала на сей счёт – чувства вины не испытывала.

– Я заплачу. Сколько ты хочешь? – никакие деньги не превысили количество презрения во взгляде старейшины семьи

– Это бесценный подарок, Алессандра. От вашего внука, как символ наших чувств, – едкий ответ, – И я не верну его.

Конечно, суть несколько приукрашена, но смотря как трактовать. Ведь крестик Ева взяла как напоминание если не о любви, так о смерти. А то, что Эрик не мог изъявить свою волю вслух – дело десятое.

– Ты не была даже на похоронах. О чем ты вообще говоришь, какие чувства!

– А вы бы позволили приблизиться хоть на десяток метров? Ваша охрана и оцепление спокойно бы смотрели, как пришла какая-то нищая выскочка? – замечание женщины больно прошлось по незажившей ещё душевной ране, потому Ева тоже не смогла сдержать рвущееся обвинение. К её неудовольствию, наружу прорвались настоящие чувства. – Я любила Эрика. Вы знаете это, потому я не отдам то, что нас связывает.

Правая рука нырнула за пазуху, и нагретый от тела металл выскользнул на свет. Крупный кельтский крест блеснул на солнце. Ева безмолвно наблюдала за сменой эмоций на лице оппонентки. Покровская застыла на миг, глаза потемнели, будто набежала тень, и воздух между ними пахнул морозом. Уши заложило, а потом появился тонкий писк, Ева тряхнула головой – ощущение такое, будто резко скакануло давление. Даже замутило слегка. Но проанализировать не получилось – Покровская вдруг молниеносно схватила цепочку в кулак, подтащила девушку к себе и едва ли не обнюхала крестик.

Цепочка врезалась в шею, Ева попыталась оторвать от себя цепкие руки, но обнаружила, что Покровская гораздо сильнее. Девушка невольно подалась вперёд, следую захвату – Алессандре глубоко плевать на чьё-то удобство, она внимательно изучала подвеску.

– Пусти меня, ненормальная! – ещё одна попытка оторвать от себя пиявку ни к чему не привела, Покровская даже не пошатнулась.

– Не дёргайся, – холодный приказ, пальцами правой руки женщина почти коснулась крестика, и на лице мелькнула досада. Она тихо выругалась на немецком. Точнее это Ева решила, что женщина выругалась, ведь не поняла ни слова.

Будто в замедленном режиме, Ева наблюдала непонятные изменения мимики Покровской, миг растянулся, а звуки отдалились. Напряжённая челюсть и поджатые губы сказали о раздражении, а вот расширенные зрачки намекнули о ярости. Вот женщина фокусирует взгляд. Теперь видны колебания: придушить жертву сейчас, или пусть сначала страдает? По телу девушки пробежала дрожь, а в солнечном сплетении вспыхнуло горячим, тут же время вернуло свой бег. Шум с дороги и музыка у торгового центра ворвались в мозг, одновременно натяжение цепочки ослабло, и Ева смогла отшатнуться.

– Ты сумасшедшая?!

– Ты права, – отрывисто сообщила Алессандра, голос звучал громче обычного, дыхание быстрее, жесты нервные, – крестик принадлежит тебе! Черти бы тебя побрали, Ева!

– Что… Да в чем дело? – видеть Покровскую в таком раздрае не приходилось.