Его одержимость

Именно поэтому я не хотела отмечать своё восемнадцатилетие. Дело не в Костином ресторане. Я не хотела этого праздника, потому что знала, что у Миронова после моего совершеннолетия развяжутся руки.

Теперь все элементы пазла, наконец, встают в моей голове на свои места. И я вижу прошлое не оборванными кадрами, а полноценной картиной.

Осипов прав. В моей жизни не было ничего хорошего. Она была отвратительной, уродливой, гадкой. Теперь я знаю правду о себе и своём прошлом такой, какая она есть на самом деле.

А правда в том, что Павел Миронов не был моим отцом. Он был моим отчимом.

И я ненавидела его также сильно, как сильно его любила моя мать. Только из-за этого я молчала, и не рассказывала ни ей, ни кому-то ещё о его домогательствах. Я знала, что это её уничтожит…

Моего настоящего отца звали Павел Куликов. Поэтому моё отчество не даёт повода подозревать, что я не родная дочь Миронова. Мой настоящий папа умер от саркомы ещё до моего рождения.

Мама говорила, что никогда по-настоящему его не любила. Что это была просто ошибка молодости, и её единственной настоящей любовью был только Миронов. Это было довольно больно слышать. Особенно, когда этот ублюдок стал до меня домогаться…

Мама познакомилась с Павлом Мироновым, когда мне было пятнадцать. Тогда мы жили не в этом городе, а в маленьком городишке в средней полосе России. Миронов приехал туда по делам бизнеса на переговоры с поставщиком и встретил мою мать. Спустя два месяца они поженились, и мы переехали сюда вслед за отчимом.

Я ещё тогда, на первых парах, замечала, как он на меня смотрит. Впоследствии я постоянно корила себя за то, что сразу не сказала маме о своих догадках. Хотя всегда понимала, что всё равно не смогла бы этого сделать.

Она влюбилась в него с первого взгляда. После смерти отца, мама так и не вышла замуж, никого не встретила. Была одна долгие пятнадцать лет. А когда увидела Миронова, словно потеряла рассудок.

Никогда не понимала, как можно так безумно любить мужчину. До недавнего времени.

Наверно любовь и правда слепа, потому что моя мать абсолютно не замечала, что из себя представляет этот человек. Он был грубым, резким на слова, когда ему что-то не нравилось, самоуверенным и эгоистичным.

Это из-за него я оборвала все связи в университете, отгородилась от людей и перестала общаться с лучше подругой. Это произошло после лета, когда приставания отчима стали особенно сильными.

Если раньше, это были только плотоядные взгляды и пошлые намёки, то после лета тональность его внимания ко мне резко поменялась. Оставалось меньше месяца до моего дня рождения и, видимо, он решил активизироваться.

Трогал меня при каждом удобном случае. Иногда уговаривал по-хорошему, а иногда срывался и делал это по-плохому. Предлагал оральный секс, а один раз пытался заломать меня и сделать это со мной насильно. Меня спасло то, что на шум пришли соседи.

После этого мне уже ни с кем не хотелось общаться. Я тряслась от каждого шороха, от каждого мужского взгляда и нечаянного прикосновения.

И это не Костя удалил всю информацию с моего телефона, кроме старой. Новой там просто никогда не было. Потому что с тех пор, как домогательства Миронова стали усиливаться, я уже ни с кем не переписывалась, не созванивалась и не делала новых фотографий. Я просто существовала, каждый день молясь, чтобы сегодня отчим меня не тронул.

Теперь до меня, наконец, дошло, почему Чернов думал, что я не девственница. И даже не смотря на то, что он считал, что Миронов уже сделал это со мной, Костя все равно мной не побрезговал…

А ещё, теперь я знаю, почему на их с мамой похоронах не было никого из близких. Потому что этих близких вообще не было в природе. Отчим запрещал маме заводить с кем-то знакомства, запрещал работать и выходить куда-то без его ведома. Она жила в его доме, как в золотой клетке. Мама называла это заботой. Для меня это была тюрьма.

Когда они поженились, отчим потребовал, чтобы мы обе взяли его фамилию, поэтому из Валерии Куликовой я превратилась в Валерию Миронову.

Я ненавидела эту фамилию всей душой. Казалось, от того, что я её ношу, я становлюсь грязной. Это гадливое чувство преследовало меня все три года, что они с мамой были в браке.

А ещё больше я ненавидела то, что мама называла Миронова моим папой. Меня передёргивало каждый раз, когда я это слышала. Пару раз я даже осмелилась сказать маме, что не хочу его так называть. Что считаю это предательством по отношению к моему настоящему отцу. Но она была непреклонна.

Она создала вокруг себя иллюзию идеальной семьи и жила в ней, свято веря в её правдивость. Иногда мне даже казалось, что на самом деле она догадывалась о домогательствах её мужа ко мне. Но предпочитала делать вид, что ничего не происходит. Так ей было проще. Закрыть на всё глаза, жить в своих мечтах и не ломать свой хрупкий иллюзорный мир.