– Я тоже, – подмигивает он тетушке Гортензии и та моментально превращается в растаявший белый шоколад. – Прошу прощения за внезапный визит, но мне нужно поговорить с Азалией.
– Так вы не останетесь с нами?
– Извините, Мелисса, но не сегодня. Обещаю, что в ближайшие дни обязательно составлю вам компанию.
– Мы будем ждать! – радуется тетушка Гортензия. – Любите шашлычок? Картошку на костре?
– Обожаю.
Радости у всех полные штаны. Мне так жаль моих наивных девочек, которые слепо верят в слова гадкого и подлого человечишки, что хочется плакать от стыда. Спешу скорее увести Максима за пределы нашего двора. Мне кажется, я не спала всю ночь. Мысли о его бессовестности и моем
Дуру, я имею в виду.
– Ты не заболела? У тебя темные круги под глазами, – говорит Максим, коснувшись ладонью моего лица. – Если это из-за меня и той нашей ссоры…
– Нет, не беспокойся, – отмахиваюсь я. – Роллы, которые мы ели, оказались не свежими. Простое отравление. Но мне уже лучше, правда.
Да я лучше отравлюсь или грипп подхвачу, чем позволю ему думать, что мой нездоровый вид хоть как-то связан именно с ним!
А, впрочем, нет. Болячек мне не надо. Я же беременна!
Черт!
– Что ты хотел? – спрашиваю я, прочистив горло. Складываю руки на груди, установив между нами безопасное расстояние. – Что-то срочное?
– Во-первых, я хотел помириться. Ещё вчера, – усмехается Максим, – но ты была занята чем-то очень «важным». А, во-вторых, хотел пригласить тебя на кое-какое мероприятие, которое, уверен, тебе понравится. И вообще, я соскучился.
– Максим, мы расстались, – напоминаю я.
– Брось, Азалия, – улыбается он. – Мы просто повздорили немного. Я наговорил тебе глупости, за что искренне прошу прощения.
– Какие именно глупости? – улыбаюсь я.
– Что? – усмехается он, глядя на меня.
– Ты сказал, что наговорил мне «глупости». Я и спрашиваю тебя, какие именно?
– Я не хочу повторять те свои…слова.
– Почему?
– Потому что мне и без того стыдно перед тобой. Я просто прошу прощения.
– Ты заметил, что у тебя всё через «просто»? Просто повздорили. Просто прошу прощения. Просто. Просто. Просто.
– Азалия, чего ты хочешь от меня? – сощуривается он.
Не знаю! Но меня наизнанку выворачивает от его пофигизма и океанского самомнения! Думал, приедет сюда, погладит ладошкой по лицу и я кинусь ему на шею?
Мой взгляд скользит по сверкающей машине, которая важна для Максима не столько своей высокой стоимостью, сколько непревзойденной уникальностью, какую
– Отвали от меня, – говорю я, пробежав глазами по сверкающим черным дискам. – Понял?
– Я виноват перед тобой и я понимаю это…
– Ты мне наскучил, Максим. Я весь месяц болтала о себе в надежде, что и ты позволишь узнать тебя. Но не тут-то было. Секс, разговоры обо мне, секс, разговоры обо мне. Надоело, – пожимаю я плечами. – Ещё и жить с тобой? Ты и правда не в ладах со своей головой.
– Мне нечего о себе рассказывать.
– И мне уже тоже, – усмехаюсь я. – Очень тебя прошу, забудь сюда дорогу.
– Ты ведь это не всерьез!
– Очень даже всерьез. Слушай, у меня работы вагон и маленькая тележка. В добавок ко всему к нам приехала тетя-криминал, так что, сам понимаешь, забот уйма. Мужчина мне будет в тягость. Всего тебе хорошего, Макс.
– Ты не можешь меня бросить, милая! – с наглым смешком бросает мне Максим, когда я едва подхожу к калитке. Оглядываюсь, сжимая в кулаках кипящую ярость. – Не можешь.
– Это ещё почему?
– Ты любишь меня.
Нахал.
Наглец.
КРЕТИН!
– Не хочется тебя расстраивать, но разве в этом мире кто-то способен полюбить настолько задубевший и иссохший на солнце коровий кизяк, как ты?
В воздухе взрывается нервный смешок, который секундой позже сменяется потемневшим от недовольства взглядом.
– Кто, прости?
– Что «кто»?
– Как ты меня назвала? – крадется он ко мне. – «Коровий кизяк»?
– Только не говори, что ты не знаешь, что такое «кизяк»!
– Я прекрасно знаю, что такое «кизяк», мне только не понятно, почему ты меня снова оскорбляешь?
– Потому что я прошу тебя отвалить от меня, но ты же не догоняешь с первого раза, а когда твою тошнотворную идеальность поддеть смешной простотой, твои извилины сразу начинают работать, и ты оживаешь!
– «Коровий кизяк» – это «смешная простота»? – свирепствует его взгляд.
– Разумеется! Если бы я хотела деликатничать, что предусматривает твое раздутое в рюшах самомнение, то я выразилась бы иначе. Сказал бы, что свежайшее, блестящее и ещё источаемое пар собачье дерьмо не достойно любви! Согласись, первый вариант был более, чем обидный? Или нет? – издеваюсь я.