— Как я пытаюсь объяснить, — сказал Брод, — вопрос не в том, чтобы брать то, что тебе не принадлежит, а лишь в том, чтобы должным образом следовать процедурам.
— За последние несколько месяцев я довольно наслушался о процедурах и правилах.
— Возможно, но процедуры существуют, и им надо следовать. В данном случае все, что требуется, — это подать фактору заявление, что ты желаешь собрать водоросли на берегу, дабы раскидать их по своему участку. Такое заявление можно подать через представителя фактора.
— То есть через тебя, — сказал отец.
Брод легким кивком дать понять, что имел в виду именно это.
— Учитывая взаимопонимание, которого мы достигли нынче вечером, — сказал он, — я не вижу причин не принять устное прошение и могу заверить, что такое прошение будет принято благосклонно.
Тонкие губы отца дернулись, но он ничего не сказал. Спустя несколько мгновений появилась пухлая курица — ее силуэт возник в дверях — и сунула голову в дом, словно ища своих товарок. Она уже занесла левую лапку, согнув ее под грудью, как иссохшую руку, но, не найдя того, что искала, подалась назад и исчезла из виду.
Лаклан Брод пожал плечами и сказал:
— Насколько я понимаю, у тебя нет желания подавать такое прошение.
Он пожелал нам доброго вечера так, словно мы только что провели в обществе друг друга веселый час, и ушел.
Я не сомневался, что Брод очень доволен собой, и в тот миг ужасно его ненавидел. Он, несомненно, был умным парнем, куда с ним было тягаться моему тугодуму отцу.
Последний остался сидеть за столом и весь остаток вечера безучастно глядел в сторону пустого коровника. Поскольку мне нечего было сказать о случившемся, я вышел из дома и сел на скамью. Курица, недавно появлявшаяся в дверях, теперь поклевывала что-то на земле между домами.
Несколько минут спустя из дома мистера Грегора появился Лаклан Брод и, не взглянув в мою сторону, зашагал по деревне дальше, после чего зашел в дом Кенни Смока.
На следующее утро после отлива все собирали на берегу бурые водоросли, которые к вечеру оказались раскиданы по всем участкам, кроме нашего. Отец ничего об этом не сказал и занимался своими делами как ни в чем не бывало. Несколько дней спустя я услышал, как он заметил Кенни Смоку, когда они вместе покуривали на скамье возле нашего дома, что невозможно узнать, приносят ли водоросли какую-то пользу посевам. Люди раскидывают их просто в силу привычки, поскольку так поступали раньше их отцы и деды. Кенни Смок ответил, что то же самое можно сказать о многих наших обычаях.
Мистер Синклер заглядывает ко мне очень часто, и я стал радоваться его визитам. Когда он вошел в мою камеру впервые, я предложил ему сесть на мою койку, но он посмотрел на нее с легким пренебрежением и остался стоять спиной к двери. И сказал, чтобы я устраивался поудобнее, но я подумал, что неуместно сидеть в присутствии старшего, поэтому встал в углу под высоким окном. На мистере Синклере был твидовый костюм и коричневые кожаные ботинки, совершенно не подходящие к здешнему мрачному окружению; у него был здоровый цвет лица и розовые мягкие руки, и я дал бы ему лет сорок[27]. Он разговаривал взвешенными, изящными фразами джентльмена.
Мистер Синклер сообщил, что его назначили моим адвокатом и он обязан в меру своих сил представлять мои интересы. После чего сказал, что очень рад нашему знакомству. Мысль о том, что джентльмен будет в подобной манере обращаться с негодяем вроде меня, показалась мне до того комичной, что я начал неудержимо смеяться. Подождав, пока я возьму себя в руки, он предупредил: все рассказанное мной адвокату будет конфиденциальным. Потом объяснил, что означает слово «конфиденциальный», таким тоном, каким школьный учитель обращается к отстающему ученику.
Я сказал, что ему не нужно объяснять мне значение этого или какого-нибудь другого слова; более того, я не нуждаюсь в его услугах. Он ответил: если я хочу другого адвоката, это можно легко устроить. Нет, дело не в личности моего адвоката, объяснил я, просто мне вообще не требуются услуги адвоката, поскольку я не собираюсь отрицать возложенные на меня обвинения. Мистер Синклер несколько мгновений серьезно смотрел на меня, а потом сказал, что понимает мою позицию, но закон требует, чтобы кто-то представлял мои интересы в суде.
— Меня не интересуют требования закона, — ответил я. — Закон для меня — ничто.
Не знаю, почему я разговаривал с ним так грубо, — разве что не люблю, когда мне говорят, что от меня требуется, а что нет. В придачу мне было очень унизительно находиться в обществе джентльмена, когда в ведре у моих ног видно содержимое моего кишечника, и я от всей души желал, чтобы он оставил меня в покое.
Мистер Синклер сжал губы и медленно кивнул.
— Тем не менее, — сказал он, — мой долг сообщить: если вы останетесь без адвоката, это пойдет вразрез с вашими интересами.