Он словно темная противоположность Ивана, лощеный мужчина с зачесанными назад черными волосами и сухим лицом. Нос слегка горбат, губы полные, но в их уголках прячется презрение ко всему живому. Волосы блестят настолько сильно, что становится понятно, что причесывается он с гелем и я бы улыбнулась стремлению мужчины следовать тенденциям моды, если бы он не выглядел столь пугающе…
Дорогой дизайнерский костюм сидит на нем как влитой, без единой складки. Словно вот он нигде ни разу не присел.
Весь образ педантичен до стерильности. Людям хоть немного свойственна небрежность. Здесь ее и в помине нет.
Словно глянец, а не живой человек.
Глава 16
— Какая аппетитная киса тут разгуливает.
Говорит с акцентом. Легким, незначительным, но я улавливаю.
Вскидывает черную бровь и острый взгляд проходится по моей фигуре оценивающие.
— Я спешу.
Хочу обойти преградившего дорогу типа, но он делает шаг и снова оказывается передо мной.
— Кисуня… Куда-то спешишь? Перышки, смотрю, сильно помяли…
От желания залепить уроду пощечину руку жжет. Набираю воздух, чтобы послать мерзавца.
Прищуривает карие глаза, в которых загораются опасные огни.
— Смотрю, Иван не сильно зверствовал. Мне не нравится твой взгляд, киса.
На наглом лице проявляется нечто наподобие ухмылки, от которой меня передергивает. Ничто не выдает человека так, как его умение улыбаться…
Здесь и сейчас меня просто обливают в едком потоке превосходства напополам с презрением, припорошенным похотью.
— Вы ведете себя омерзительно. Пропустите!
— Занятно. Совсем спесь не сбил.
От оскорбительного тона в моих венах вспыхивает адреналин, он проносится огнем и заставляет все тело гореть от кончиков пальцев до концов волос.
Негодование и обида жгут внутренности, разъедают раны, которые слишком свежи…
Сдерживаюсь, чтобы не сорваться, и замечаю, как мужчина улыбается еще шире.
Ему нравится провоцировать. Оскорблять. Причинять боль, выводить на эмоции.
Собираюсь и загоняю все лишние чувства глубоко внутрь себя. Ловлю обескураженный взгляд и поднимаю подбородок.
— Иван Кац меня отпустил. Отойдите, иначе я обращусь за помощью к хозяину дома.
По лицу мерзопакостного незнакомца проходит тень, а в глазах непонятного грязного оттенка улавливаю яркую вспышку недовольства.
Но не испуга…
— Не советую смотреть с таким вызовом, кисуня, — продолжает говорить столь же приторно, мне все более мерзко от его запаха, от речи. Во всем фальшивая патока. Так могут маньяки душевно разговаривать, пока пытают.
Наклоняет голову так, что я вынуждена отклониться и почти сесть на стол, чтобы увеличить расстояние.
— На первый раз я тебе все же проясню ситуацию, кисонька. В нашем мире так нагло в глаза смотрят равные, те, кто хотят померяться авторитетом, или кандидаты на тот свет.
— В каком таком мире?! — бормочу обескуражено.
Ухмыляется. Явно еще один мафиози со своими понятиями.
— Тише. Женщине идет покорность. Взгляд в пол и податливость. Тогда такая кисонька, как ты, будет иметь все, что пожелает.
Понимаю, что ему нравится запугивать, он подобен вампиру, питающемуся страхом.
У меня озноб от этого ласкового голоса, от взгляда и запаха.
Интересно, сколько протяну прежде, чем рухну в обморок?!
Беру себя в руки.
Улыбаюсь широко, окунаю мужчину в свой позитив. Когда нужно, я умею давать ту эмоцию, которую от меня хотят, а точнее, в этом случае, как я понимаю, мужчина кайфует от вида жертвы, от запугивания, а улыбка — яркая демонстрация того, что мне не страшно. Ничего не страшно.
Вот, выкуси, урод вонючий!
— Благодарю за предупреждение, я бы сказала, что учту на будущее. Но. Нет. У нас с вами второй встречи просто не будет. Счастливо оставаться!
Делаю резкий шаг, задеваю плечом замершую напротив махину, все же выскальзываю, но хватка на локте останавливает.
Резко возвращает на место, не дает отстраниться, прижимает меня к столу сильнее, а мне хочется заорать, вырваться и двинуть мерзавцу коленкой по причинному месту.
Но что-то останавливает. Может, то, что читаю на дне темных глаз.
Такому только дай повод и всех адских псов спустит.
Именно притаившийся жадный блеск на дне глаз заставляет меня не делать ничего. Ни вырываться, ни драться, ни кричать.
— Отпустите, иначе Иван…
Улыбается еще шире.
— Ты, кисуня, не догоняешь по ходу. Кровавому до отработанного материала дела нет.
Сердце болезненно сжимается от страшных слов. И почему-то верю. Каждой букве в этом предложении.
У меня внутри все печет. Словно я одна осталась. Один на один со всем адом, который вдруг начал затапливать мою жизнь.
Хуже всего то, что слова эти равнодушные душу мне выворачивают.
Разовая.
Я для него ничего не значила ни тогда, ни сейчас.
Продолжает давить своей темной энергетикой, продирающей насквозь, затапливающей безысходностью.
Пальцы незнакомца все сильнее давят. Руки уже не чувствую, словно застываю в секунде от того, чтобы взвыть и разрыдаться.
Предел достигнут.
И ломает сильнее то, что я всего лишь развлечение для своего первого мужчины.
Мерзавец продолжает намеренно причинять боль и следить за моей мимикой, за реакцией, глаза поблескивают злобой, словно лезвиями проходятся.