Его пальцы проводят по моей голой спине, гладят руки, всхлипываю, чтобы заглушить огонь, что просыпается внутри и откликается на каждое его касание.
— Оборотистая девочка.
Горячий шепот обжигает губы, а я не понимаю, плыву на волнах, но все же робко спрашиваю:
— Что?
— Быстро возбуждаешься… Со всеми клиентами такая?
Отвечает и глаза вспыхивают недобро. Зло. Хватка на плечах становится болезненной.
— Нет! Я никогда! Ни с кем!
— Правильно — каждый клиент уникален. Не стоит говорить заученных фраз, иначе рот делом займу. Я не терплю лжи. А сейчас — на колени!
У меня, наверное, от этой фразы глаза становятся размером с блюдца. Я не подчиняюсь. Застываю на месте в шоке.
Смотрю во все глаза на высокого мужчину и по коже озноб. Он меня сейчас переломает, глаза у него, как штормовые облака за окном, темнеют даже, а я настолько парализована, что слова высказать не могу.
То, что происходит…
За кого же он меня принял?!
Проклятый Флауэр!
— Как можно быть такой невинной и такой прожженной?!
Горячее дыхание на моем лице, ласка в волосах и жжение в затылке от того, что с силой собрал пряди в кулак.
— Кукла. Красивая. Порочная. Лучшая из тех, кого покупал. Дрянь. Стоишь каждого цента.
Со свистом выпускаю воздух, хочу заорать и руки все же замахиваются, но я не успеваю ничего.
Меня сгребают в объятия и целуют с таким напором, что выбивает воздух из легких и я действительно как тряпичная кукла вишу в руках гиганта, ноги отрываются от пола, в ушах закладывает. Голова идет кругом.
Я ощущаю себя перышком, которое закрутил шторм, и у этой стихии есть имя.
Иван Кац.
— Колдунья. Что ты со мной делаешь?! У меня от тебя крышу рвет…
Горячечный шепот в самые губы. Слушать меня мужчина не будет. Все попытки проваливаются с треском.
Да и сама не могу уже соображать под его напором.
Меня завертело в ощущениях. Его руки обжигают спину. Шершавые, крупные и мозолистые пальцы впиваются в кожу до синяков. И тем не менее, на подсознательном уровне отмечаю грубость этих рук и в то же время невероятную мягкость прикосновения.
С этим мужчиной все у меня впервые…
Буря эмоций.
Еще никогда и никто не заходил так далеко. Да, меня зажимали несколько раз, да, я целовалась и даже на заднем сиденье машины один неудачный ухажер решил зайти дальше, чем следовало, за что и огреб по лицу.
Многое было, многим приходилось ставить жесткие рамки. Всегда справлялась. А сейчас не могу…
Не могу!
Эта последняя мысль вылетает и испаряется под натиском жестких губ.
И пусть я боюсь его, но тело горит от ласк, от желания, которое вспыхивает на лице моего мучителя, стоит ему на меня посмотреть, и проносится гримасой боли.
Я дрожу. Ощущаю силу этой руки, сейчас расслабленно лежащей на моем затылке, почувствовала грубость, когда спустил ладонь и прихватил сзади шею. В этот момент пальцы сильнее надавили, давая прочувствовать всю скрытую мощь.
Кожа пульсирует в месте соприкосновения.
Прижимает меня к себе, приподнимает, заставляет обвить ногами торс и почувствовать бугор в брюках.
Это ощущение отрезвляет, и я впервые шепчу имя мужчины, желая прийти в себя и его привести в чувства:
— Иван…
Вскидывает голову, смотрит мне в глаза с бешенством.
— Повтори.
— Что?
— Имя мое. Еще раз.
Руки сжимает на моих бедрах, смотрит с таким неистовством. В этом взгляде смешиваются безумное желание и дикая ненависть.
— Иван… — выдохом.
Прикрывает веки на секунду, скрывает от меня свои необычные, страшные светлые глаза и вспарывает мое сознание своим обещанием-угрозой, которое выполнит:
— Завела ты меня, кукла. Мое имя кричать будешь. Сыграешь роль трепетной девочки до конца…
Не дает продохнуть, я тону, иду на дно.
— Какая же ты… — сильный акцент и хриплый возбужденный голос, и еще одно слово, которое чертов русский буквально рычит. Не могу разобрать. Целует меня все яростнее, жестоко нападает. У меня уже губы горят, пьянею от него.
В какой-то момент нахожу себя лежащей на постели, пытаюсь приподняться, но Кровавый пригвождает меня своим весом к кровати.
Касается меня везде, рисует узоры, прикусываю губу, чтобы не позволить стону сорваться.
— Хочу слышать твои крики, куколка.
Чувствую, Иван всегда выполняет свои угрозы. В нем плещется первобытная сила, которой невозможно не подчиниться.
— Как же ты пахнешь, чертова брусника, — рваный выдох.
Почему-то мое возбуждение его злит. Глаза у него темнеют, прищуривается.
И мне от одного такого дикого взгляда страшно становится. Я словно в глаза собственной смерти заглядываю.
Сглатываю и еложу по постели, пытаюсь выползти из-под него.
Все, что происходит… Я хочу этого, внизу живота пожар.
Но мне хочется плакать, потому что я читаю ненависть во взгляде мужчины, который меня купил на одну ночь.
Я для него разовое развлечение.
Кац отстраняется, а я опять смотрю в светлые глаза, полыхнувшие яростью, с покрывшим радужку зрачком. Сейчас наружу прорывается черная суть Ивана Кровавого.
— Хочешь меня?
— Да.
Отстраняется. Щелчок, похожий на грохот, и он вынимает ремень из шлевок, приспускает штаны, а я на секунду замираю с открытым ртом.