Его глазами

- Де Голль зазнался, - сказал премьер-министр, - и отказывается приехать сюда. Категорически! - Казалось, что Черчиллю почему-то доставляет удовольствие рассказывать о своих затруднениях.

- Не могу заставить его выехать из Лондона, - продолжал премьер-министр бодрым тоном. - Он в бешенстве от тех методов, которые мы применили, чтобы взять под свой контроль Марокко, Алжир и Французскую Западную Африку. Он воображает себя Жанной д'Арк. А теперь, когда "Айк"{3} отдал здесь власть Жиро, конечно... - Черчилль горестно покачал головой.

Сперва мягко, потом тверже и, наконец, очень настойчиво отец потребовал, чтобы де Голль был вызван в Касабланку, потому что нельзя предоставить формирование временного правительства одному человеку, будь то де Голль или Жиро, и потому что для создания организации, которая будет управлять Францией до ее полного освобождения, потребуется сотрудничество обоих этих французских деятелей.

В этот вечер у меня создалось впечатление, что в какой-то особенно тяжелый момент в прошлом Черчилль и Антони Иден либо дали де Голлю прямое обещание, либо не возражали против его требования, чтобы решающее слово в деле возрождения Франции принадлежало ему. На протяжении всего разговора премьер-министр держался очень осторожно.

- Мой "трудный ребенок", - сказал он, - рассматривает официальное признание Жиро здесь как недружественный акт по отношению к его движению Свободной Франции. - Голос Черчилля звучал торжественно. Мне снова показалось, что на самом деле его мало волновали выходки его "трудного ребенка". - Он хотел бы, - продолжал Черчилль, - чтобы ему одному было предоставлено решать, кто должен войти в состав какого бы то ни было временного правительства. Но, конечно, это не годится.

Отец предложил, чтобы Англия и Соединенные Штаты сделали де Голлю энергичное представление, указав ему, что он тотчас же лишится всякой поддержки, если не перестанет капризничать и не прибудет немедленно на конференцию. Черчилль кивнул головой.

- Я считаю, что это будет самым лучшим решением, - сказал он. - Но, конечно, в данный момент я не могу поручиться за то, как он поступит.

Далеко за полночь премьер-министр попрощался и ушел. Отец устал, но был еще полон впечатлений от своей поездки, возбужден, обрадован встречей со мной, и ему хотелось поговорить. Он улегся в постель, и потом мы с ним за разговором выкурили еще по две-три папиросы. Я был рад новой встрече с ним и, кроме того, я хотел, чтобы он разрешил некоторые недоумения, возникшие у меня в тот вечер.

- Может быть мне это только кажется, - начал я, - но я сомневаюсь в том, что премьер-министра действительно беспокоит недовольство де Голля.

Отец рассмеялся.

- Не знаю, но надеюсь выяснить это в ближайшие дни. Однако я сильно подозреваю, - на этих словах он сделал особое ударение, - что наш друг де Голль не прибыл до сих пор в Африку только потому, что наш друг Уинстон пока еще не счел нужным пригласить его сюда. Я более чем уверен, что в данный момент де Голль сделает решительно все, о чем его попросят премьер-министр и английское министерство иностранных дел.

- Почему?

- Совпадение интересов. Англичане намерены не выпускать свои колонии из рук и хотят помочь французам удержать их колонии. Уинни - великий поборник "статус-кво". Ведь он и сам похож на "статус-кво", не правда ли?

Я уловил в этих словах нотки, памятные мне еще по старому спору в Арджентии, только, быть может, они звучали теперь отчетливее. Отец улыбался каким-то своим мыслям.

- В чем дело, папа?

- Я вспомнил о Маунтбэттене, - ответил он. - Знаешь, зачем Уинстон привез сюда Маунтбэттена? Чтобы вдалбливать мне, как важно направить десантные суда в Юго-Восточную Азию.

Я удивленно и недоверчиво взглянул на отца.

- Конечно, - продолжал он, - Бирма! Англичане хотят отвоевать Бирму. Они впервые проявляют подлинный интерес к войне на Тихом океане. Почему? Из-за своей колониальной империи!

- Но какое отношение имеет к этому Маунтбэттен?

- Он - их кандидат на пост союзного верховного главнокомандующего на совершенно новом театре военных действий - в Юго-Восточной Азии.

- А как же с Европой? - спросил я. - Как со вторжением через Ламанш? И как обстоит дело с "уязвимым подбрюшьем Европы"{4}?

- Не беспокойся. Маунтбэттен говорит очень убедительно, но я сильно сомневаюсь в том, чтобы ему удалось убедить Эрни Кинга. У этого попробуй-ка, отними какие-нибудь десантные суда на Тихом океане! Или попробуй снять какие-нибудь десантные суда с атлантического театра!

История с Бирмой все же беспокоила меня, хотя отец и был уверен в том, что она не имеет никакого значения.

- Все это часть вопроса об английских колониях, - продолжал отец. Положение в Бирме отражается и на Индии, и на Французском Индо-Китае, и на Индонезии - все они связаны между собой. Если кто-нибудь из них добьется свободы, в остальных начнется брожение. Вот почему Уинстон так упорно стремится сохранить за де Голлем его положение. Де Голль не менее Черчилля заинтересован в сохранении колониальных империй.

Я спросил отца, какова роль Жиро во всем этом деле.