Его глазами

Генерал Александер прилетел прямо из своего штаба в Западной пустыне,[5] где он руководил операциями по преследованию Африканского корпуса Роммеля. У англичан он был, пожалуй, самым одаренным из командующих. Одетый в полевую форму, небритый, загорелый и усталый, он выглядел как суровый целеустремленный воин. Кратко, но содержательно он рассказал об ударах английского молота, которые гнали гитлеровцев к американской наковальне, поджидавшей их в центральной части Северной Африки.

Воспользовавшись моментом, когда внимание отца было чем-то отвлечено, я шепнул ему на ухо:

— Папа, насколько я понимаю, на этих штабных совещаниях на каждого английского офицера должен приходиться соответствующий американский офицер?

— Да.

— Они привезли Теддера. Почему же здесь нет Спаатса?

— А ведь верно — почему? Пойди разыщи Хэпа Арнольда и попроси его возможно скорей вызвать сюда Спаатса, если только он может отлучиться с фронта.

Мой начальник «Туи» Спаатс прилетел спустя день или два и участвовал в последующих штабных совещаниях. Чтобы дать представление о том, как были организованы эти совещания, достаточно сказать, что среди участников совещания Объединенного совета начальников штабов, вызванных в тот день для доклада Черчиллю и отцу, было девять англичан и только пять американцев. Возможно, конечно, что наши начальники говорили вдвое больше. Не знаю — я не присутствовал на этом совещании.

После полуторачасовой беседы с Объединенным советом начальников штабов отцу пришлось заниматься делами еще полчаса, так как к нему пришли Аверелл Гарриман и английский министр транспорта военного времени лорд Лезерс. Это был один из тех визитов, на которые по плану отводилось «всего пять минут»; фактически он растянулся на тридцать пять.

Наконец, отец получил возможность выпить «старомодный» коктейль, который я ему приготовил.

— Как раз то, что мне нужно, — заметил он, удобно располагаясь на диване.

— Все идет хорошо?

— Как будто, как будто, — сказал он, улыбаясь какому-то воспоминанию.

— Что такое?

— На сегодняшнем совещании англичане подняли вопрос о Бирме.

Отец не спеша прихлебывал свой коктейль.

— Знаешь, Эллиот, нам и так не легко убеждать адмирала Кинга в необходимости перебросить какое-то количество тоннажа и десантных судов на атлантические театры — основные театры войны. Так вот, представь себе, как он отнесся к разговорам о Бирме. Он блестящий поборник интересов флота. «Войны выигрывает только флот. Поэтому планы флота — это лучшие планы; единственный морской театр — это тихоокеанский театр, и поэтому он должен быть главным театром». — Отец рассмеялся. — Он рассуждает не совсем так, но очень похоже.

— Папа, — сказал я.

— Да?

— У меня есть сюрприз для тебя. Он прибыл сегодня.

В комнату вошел мой брат Франклин. Произошла радостная встреча. Франклин служил офицером на эсминце «Мэйрант», участвовавшем в штурме Касабланки. Ему очень хотелось рассказать об этом, а нам было интересно послушать его. Вместе с нами рассказ Франклина слушали Маршалл и Эйзенхауэр, которые через несколько минут пришли к нам на обед. Разговоры о боях, об участии во вторжении и в последующих боевых действиях — тут мне тоже удалось вставить словечко — вызвали у отца чувство зависти, и он вспомнил, что во время прошлой войны он тоже побывал на фронте в качестве заместителя морского министра.

— Я и теперь поеду на фронт.

Маршалл и Эйзенхауэр переглянулись и продолжали есть.

— Ну, — настаивал отец, — что же вы молчите?

— Может быть, молчание — знак согласия? — вмешался мой брат.

Маршалл бросил на него свирепый взгляд, и Франклин скромно поджал губы.

— Это невозможно, сэр, — сказал генерал Эйзенхауэр.

— Совершенно исключено, — подтвердил генерал Маршалл.

— Почему? Вряд ли опасность так уж велика. Разве вам пришлось претерпеть много неприятностей, когда вы летели сюда? Что вы скажете, Айк? Разве кто-нибудь на вас нападал между Алжиром и Касабланкой?

— Последние две сотни миль мы летели, надев парашюты, только на одном моторе, да и тот грозил остановиться каждую минуту. Никто из нас не был в большом восторге от этого полета.

— Это вопрос техники. Но ведь вы не хотите пускать меня на фронт по военным соображениям. Разве это опасно? Скажи ты, Эллиот.

Теперь выворачиваться приходилось мне, и Маршалл и Эйзенхауэр уставились на меня. Я изобразил знаками, что у меня полон рот, и промычал: «не могу говорить».

— Трус, — сказал отец и терпеливо дождался, пока я не сделал вид, что проглотил то, что у меня было во рту. — Ну, что же ты скажешь?

— Транспортные самолеты на самом деле довольно часто подвергаются нападениям на пути из Орана и Алжира в Тунис. Честное слово.

— А если взять с собой истребители для прикрытия?

— Сэр, — заметил Эйзенхауэр, — прикрытие из истребителей вокруг самолета «С-54», в особенности после всех догадок, которые строит германское радио, — да ведь вражеские истребители сейчас же слетятся, как мухи на мед.