Его девочка

Свернув на обочину я ждал на месте встречи курьера от ювелира. Задумался о Лике. Я не любил её в общепринятом смысле. Скорее как сестру, или как друга. Наши отцы дружили уже много лет, и естественно мы с ней были знакомы с детства. Я знал, что Лика всегда была в меня влюблена. Но сам как старший был лишь исполнен обязанностью защищать и оберегать её. Что видимо она и приняла в дальнейшем за проявление более нежных чувств к ней. Я допустил лишь одну ошибку. В очередную пьянку на даче у другу я позволил Лике войти в мою жизнь. Я тогда разругался со стервой Аней, которая пилила мне мозги, надеясь выжать из меня денег за свою «нежность». Но я послал её и изрядно пьяный, злой, с огромным стояком пошел спать в комнату. Тогда и пришла Лика. Такая юная, нежная, с огромными влажными глазами от переживания она просто скинула платье и ждала моих действий. Она подействовала на меня как красная тряпка на быка, в затуманенном алкоголе разуме не было ничего кроме желания. Я трахал её не обращая внимания на её стоны боли, не был нежен с ней, и не заметил как она плакала после. И только утром я понял какой я мудак, посмотрев на окровавленную простынь, свернувшуюся калачиком обнаженную Лику. Девственница… Она лежала и смотрела меня с ноткой боли в глазах. И тогда я сделал ещё одну глупость. Я разрешил этому повториться. На этот раз я был нежен с ней, она стонала от удовольствия и шептала мне о том как любит меня ещё с самого детства. И наконец я принадлежу ей, а она мне. Я тогда сбежал от этого всего, сбежал на Кубу с друзьями, веселился. А когда приехал узнал от Лики, что она беременна, что аборт она делать не будет и в крайнем случае вырастит ребенка сама. Но я так не смог, и пусть я не любил её как женщину, она было прекрасным другом и стала бы верной и любящей женой. И даже думая о том, что внутри неё мой ребенок, моё продолжение, я переполнялся какой-то щемящей нежностью. Не только к ребенку, но и к женщине, которая собиралась мне его подарить. И вот сегодня день свадьбы, и я собирался стать лучшей версией себя. Стать взрослым, солидным, серьезным, заботливым. Что ж, я стал, вот только заботиться стало не о ком. Забрав браслет, я уже пол часа стоял у загса и пытался дозвониться хоть кому-нибудь. Они опаздывали, хоть и должны были приехать уже давно. Но телефоны отца, матери и Лики упорно продолжал отвечать мне тем, что абонент недоступен.

«И в эту минуту экстренная новость для наших радиослушателей. Мы получили информацию о перестрелке в поместье Шумиловых. На данный момент количество жертв правоохранительными органами не сообщается….» Всё что она говорила дальше я уже не слышал, я только слышал треск сдавленного и покореженного телефона в моей руке и чувствовал осколки корпуса в ладони.

Как в тумане добрался до нашего загородного дома, гнал на бешеной скорости. И молился всю дорогу. Хоть и не верил я ни в бога, ни в дьявола. Но молился что бы они живы остались. Когда зашел в дом сердце замерло. На полу аккуратно были разложены тела, накрытые белыми простынями. Много тел, я поочередно подходил к каждому и поднимал простыню скрипя зубами и каждый раз со страхом вглядываясь в лицо. Охрана, обслуга, здесь были все. Красные пятна крови в тех или иных местах расплывались по простыне. Стреляли куда попало. Только лишь для того чтоб не мешались. А потом дошел до трех, чуть поодаль от остальных. Со стеклянными глазами отбросил простынь, одну за одной. На меня смотрели три пары открытых глаз. В каждой голове пуля, аккуратно по центру лба. Чтоб наверняка. Глаза отца смотрели без страха, встречая свою смерть как мужчина. Глаза матери и Лики были наполнены непониманием. Все эти три года я просыпаюсь каждую ночь, потому что вижу их. Эти ледяные мертвые лица. и глаза. Я плохо помню, что было потом. Я орал как зверь над их телами, волосы рвал на голове, понимал что рядом должен был лежать, если б не случайность. И я хотел быть рядом, я настолько ненавидел этот мир, тех людей, которые за бабки просто лишили жизни трёх ни в чём не повинных людей. Помню как Маврин приехал, как с ментами меня оттаскивали от тел, чтоб в морг их отвезти. А я орал и бил каждого, кто ко мне приближался. И неважно кем он был. Маврин похороны организовывал, а я пил, не просыхая. Так чтоб не помнить и не чувствовать ничего. Хотел забыть это все, проснуться и увидеть их живыми. Или не проснуться вообще. На похоронах дождь был, все уехали, а я ещё долго стоял на коленях, зарываясь руками в землю и рыдал. Первый и последний раз в жизни. А потом обещал, что найду этих мразей и прикончу, медленно, так чтоб они проклинали себя за то что сделали, и меня, за то, что сделаю с ними я. Чтоб каждый орал от боли и вспоминал как и я их мертвые лица. Но и этого обещания я не сдержал, не смог. Пока я бухал и семью свою хоронил, всё убрали, да так тщательно, что не только менты, но и мои ищейки не смогли ничего найти.

Шумилов. Наши дни.