Египетский манускрипт

Николка, несмотря на весь ужас происходящего, ухмыльнулся: непонятно, из-за чего Порфирьич больше убивается, – из-за разгромленного жилья или из-за того, что Корф с Никоновым обошлись в опасном деле без него.

Опять забухали сапоги, залились трели полицейского свистка. Порфирьич с досадой плюнул на засыпанный стеклом и штукатуркой пол:

– Ну вот, подоспели, шлындры… нет чтоб скубентов с бонбами ловить, когда они их в окна к приличным людям бросают! Так нет, небось шляются по трактирам, а как рвануло – на тебе, пожалуйста, свистять как оглашенные! Вы посидите пока туточки, панычи, неча вам с ними беседовать, я уж сам… – И Порфирьич, засунув за пояс револьвер, затопал навстречу свисткам.

Яша враз обмяк, плюхнулся боком на канапе и зашарил по карманам. Николка собрался было отдать платок, но вспомнив, что тот перемазан кровью, поглубже запихнул его в карман.

– Вон оно как, пан Никол… – выдавил из себя Яков. – Вон оно как вышло… бомбой…

– А это, значит, тот, со шляпной картонкой? Которого мы у нашего дома выследили?

– Он и есть, – кивнул Яша. – Я сразу понял, что дело нечисто. Увидел, как он картонку эту носит, – сразу докумекал, что там бомба.

– Так что же ты не сказал господину барону или Сергей Алексеичу? – возмутился Николка. – Они бы что-нибудь придумали! А теперь вот…

Яша сокрушенно махнул рукой:

– Виноват, чего уж теперь, пан Никол… думал, померещилось, да и не с руки было к господам офицерам лезть с советами. Одна надежда, что они этого шлемазла догонят и изловят.

Так они и сидели на канапе – Яков бездумно ковырял пальцем подлокотник, думая о своем непростительном промахе, а Николка все хотел встать и разглядеть в осколках зеркала в шифоньере свою перемазанную физиономию, но никак не решался нарушить тишину. Из соседней комнаты тянуло тревожным запахом; он подумал, что пахнет взорвавшимся динамитом. Мальчик все же одолел нерешительность, встал и сделал пару шагов к расколотой двери; в нос ударил другой запах, перебивающий ядовитую вонь взрывчатки. Острый, пугающий… Николка понял, что так пахнет кровь. Он поежился и вернулся на место. Яша по-прежнему сидел скособоченный, как старая тряпичная кукла.

– Яш… – Николка подергал его за рукав. – Очнись, незачем нам тут сидеть…

За окном было тихо. Надтреснутого голоса Порфирьича и уверенного баса городового слышно не было – похоже, расследование переместилось из палисадника на улицу. Яша, крякнув, встал. Прежнюю его апатию будто рукой сняло.

– Пошли, Никол. Надо посмотреть, куда господа офицеры поскакали. Как бы опять в беду не угодили…

– Ушел! Я же предупреждала! Куда вы смотрели, мужчины? А вы, барон, – что, только женщинам дерзить способны?

Корф с Никоновым сокрушенно молчали. Крыть было нечем – Ольга действительно предупреждала. Мало того – кричала, высовываясь по пояс, из окошка кареты! Бог знает каким чутьем угадала, что пролетка с беглецом вот-вот вильнет в переулок, уходя от погони. И пока Корф, матерно ругаясь, выворачивал лошадей поперек Якиманки, злоумышленника уже след простыл.

Пролетку удалось догнать еще до того, как та выскочила на Старую Калужскую дорогу, ведущую в сторону Калужской заставы[27]. На площади Корф поравнялся с ней – какое-то время экипажи неслись бок о бок. Причем бомбист стрелял в преследователей из револьвера. Не попал – пролетку отчаянно бросало на выбоинах, и стрелок принужден был цепляться за что попало, лишь бы не вылететь под копыта лошадей.

Никонов ответил несколькими пулями. Они, конечно, пролетели мимо – моряку тоже было неловко стрелять левой рукой, да еще перегибаясь через барона. Правой лейтенант вцепился в поручень, с трудом удерживаясь на бешено трясущихся козлах. Корф пытался достать неприятельского кучера бичом, но успеха не имел; экипажи, вздымая клубы пыли и плюясь свинцом, пронеслись через площадь Калужской заставы, расшугали лоточников с разносчиками и вылетели на Большую Якиманку. Толстый городовой побежал было за нарушителями, оглашая воздух трелями свистка, – но куда там! Корф прижимал злодеев к тротуару, наваливаясь на хрупкий экипаж массивной каретой; бомбиста мотало на сиденье; он пытался зарядить револьвер, но проделать сей трюк в трясущейся пролетке оказалось непросто.

Ольга тоже времени не теряла. Увидев террориста на расстоянии вытянутой руки от окна кареты, девушка не стала стрелять из Корфова «бульдога», зато вспомнила о припрятанном в манжетке смартфоне и принялась снимать злодея крупным планом. И – увидала, как студент машет кучеру, приказывая свернуть в переулок.

Пролетка вильнула влево, в переулок, вдоль кованой ограды храма Мученика Иоанна Воина; барон попытался свернуть следом, но преуспел лишь в том, что чуть не врезался в решетку. Пришлось останавливаться, осаживать лошадей, а потом и вовсе спускаться с козел и разворачивать карету посреди мостовой. Экипаж бомбиста давно угрохотал куда-то в переулки, а вокруг кареты собралась толпа. То тут, то там раздавались язвительные смешки; кое-кто принялся давать барону советы:

– Купи веник и помаши кобыле под хвостом! Кобыла это дело, свежий ветерок, ох как обожает!..