Египетский манускрипт

Выслушав сбивчивый рассказ Ольги, Каретников порадовался, как им повезло – студентка третьего курса отделения хирургических сестер знала, на что обратить внимание. «Волшебный чемоданчик», как всегда, лежал на заднем сиденье, и, выруливая на улицу Казакова, Каретников уже прикидывал: до Спасоглинищевского, где находится раненый, добираться не больше четверти часа. Рана уже обработана, причем квалифицированно. Если дело обстоит именно так, как рассказала девица, то главное – стабилизировать состояние Никонова, а там уж думать, как перебрасывать его в будущее. Доктор и мысли не допускал, что раненого придется оставить в девятнадцатом веке; там у него, скорее всего, не будет ни единого шанса.

И вот – уже четверть часа они впустую торчат здесь, на улице Казакова… она же Гороховская. Поначалу Каретников толком не понял, кого именно ждет Ольга и с какой стати бусинка от четок, ключ к порталу, который Олегыч берег как зеницу ока, попала к какому-то Геннадию. Но чем больше он вникал в ситуацию (девица в перерывах между попытками дозвониться сбивчиво говорила о событиях последних дней), тем сильнее убеждался – ждут они зря. То, что Ольга так легко отдала бусинку в обмен на его, Каретникова, телефон, можно было объяснить разве что состоянием сильнейшего стресса. И зря она раз за разом упорно вызывает этого Геннадия… уже ясно, что, заполучив драгоценный шарик, он не собирался выполнять обещания и переправлять их в прошлое. Логично – зачем? Судя по тому, что Каретников сумел понять, Ольга успела уже поцапаться со своим бывшим приятелем; вот тот и решил избавиться от ставших опасными «союзников» и заодно получить заветный ключ от межвременного прохода. И никакой уголовщины – Ольга навсегда останется в своем времени, а Никонов умрет от раны; в девятнадцатом веке спасти его точно не сумеют.

Если Каретников до сих пор не изложил этих очевидных, в сущности, соображений Ольге – то лишь потому, что, как врач, понимал: это немедленно вызовет истерику.

– Да сколько же можно? Уже полчаса названиваю… Андрей Макарович, а может, он нарочно не отвечает?

Так, похоже, начинает прозревать… Каретников собрался было сказать нечто успокоительное, но тут в кармане его зажужжал мобильник.

– Каретников слушает.

– Доктор Каретников? Я не ошибся? – Голос в трубке был знаком. – Это Роман, мы с вами на фестивале познакомились. Помните – я еще с бароном Корфом был – ну конногвардеец…

– Да-да, конечно, рад вас слышать, Роман. Вы простите, я сейчас несколько занят, может быть, вы позже…

– Да-да, я понимаю, доктор, только два слова. Вам, часом, моя сестра не звонила…

– Секунду, юноша… – Каретников прикрыл аппаратик ладонью. – Простите, Оля, у вас случайно нет брата лет двадцати пяти?

– Ромка? – обрадовалась Ольга. – Это он? Но как же… Доктор, я ведь его на той стороне оставила! Значит, они здесь? Дайте, я ему все объясню!

Каретников протянул девушке мобильник.

– Вы где? Как – на Гороховской? Мы тоже… ах, во дворе? А мы с доктором на улице стоим. Да-да, скорее, ждем!

«Все-таки я был прав тогда, в Коломенском, – отрешенно подумал Каретников. – Вот и не доверяй теперь интуиции…»

От дома к машине быстрым шагом шел Корф. За ним, запихивая на бегу в карман мобильник, спешил молодой человек – тот самый, что был с «конногвардейцем» на фестивале…

К машине подбежал мальчишка. Он был знаком доктору – правда, видел тот его только на пропитанных потом простынях, в болезненном жару…

– Здрасьте, Андрей Макарыч! – выпалил запыхавшийся Николка. – Значит, Оля вас нашла? Ну вот, теперь все будет хорошо. Вы ведь вылечите господина лейтенанта? А то его пулей в грудь…

– Конечно, не волнуйся, – успокоил мальчика Каретников. – Вылечим, а как же. Вот только помоги мне…

Николка немедленно полез на заднее сиденье и завозился там.

– А нам только что телеграмму принесли! – сообщил он, вытаскивая из машины громоздкий медицинский чемодан. – Олег Иваныч с Ваней завтра приезжают! На Нижегородский![84]

Глава 19

– Это что, вокзал? – удивилась Вероника. – Экий, право же, сарай!

Извозчик, обернувшись, поглядел на седоков. Коричневое морщинистое лицо, похожее на печеное яблоко, еще больше сморщилось в усмешке, делая его удивительно похожим на врубелевского Пана…

– Так ить, барышня, известное дело – Нижегородский! Из московских вокзалов – самый неказистый. До Николаевского – куды-ы-ы ему…

Пролетка выехала на площадь и остановилась. К ней тут же заспешил носильщик – в длинном белом фартуке, с жестяной номерной бляхой.

Стрейкер, сойдя с экипажа, подал руку. Вероника благодарно кивнула и, придерживая пальцами юбки, сошла на пыльную мостовую. За спиной, возле багажной решетки суетился носильщик – вещей было немного.

– Прошу вас, mon ^ame[85], – сказал бельгиец. – Поезд отбывает через час, а нам следует еще позаботиться о билетах.

Вероника, взяв под руку спутника, проследовала за ним к зданию. Оно и правда походило на изрядных размеров сарай – совсем не то, чего ожидала она, привыкшая к великолепию старых московских вокзалов.