Египетские мифы и мистерии

Уже было описано, как человек, погружаясь в физическое тело, уходил от божественных сущностей. Он видел предметы, как бы окутанные туманом, это был образ дневного сознания того времени. Эти образы обладали еще одной особенностью, которую мы должны точно уяснить себе. Представьте себе, что такая душа приближалась к пруду; вода в этом пруду для такой души не была ограничена столь резко, как теперь, и поэтому в душе было нечто, подобное тому, как если бы приближаясь к пруду, она чувствовала вкус воды, не пив ее из пруда. Лишь глядя, она бы почувствовала, сладка или солена вода, теперь же, видя воду, мы видим лишь ее поверхность; тот же, кто раньше, когда еще существовало смутное ясновидение, приближался к пруду, не ощущал чувств чуждости, — он чувствовал себя в самих качествах воды, он приближался к предмету не так, как теперь мы, тогда было так, словно он мог проникнуть в воду. Представьте себе, что мы нашли бы кусок соли; приближаясь к нему мы почувствовали бы вкус; теперь мы — раньше должны попробовать соль, тогда же это получилось бы лишь при виде соли. Человек как бы находился во всем, он воспринимал вещи одушевленными. Вода ветер, все, все доставляло ему нечто; человек мог чувствовать себя внутри предметов, он жил вместе с ними. Такого сознания, как теперь, которое видит лишь бездушные предметы, тогда не было. Тогда человек все воспринимал в симпатии или антипатии, потому что он видел внутреннее, он чувствовал, он переживал предметы.

Воспоминание об этих переживаниях осталось, и часть индийского народа, которую встретили колонисты, была одарена подобной связью с предметами. Они знали, что в предметах обитают души, они сохранили в себе способность видеть качества вещей. Представим себе все это отношение. Человек, приближаясь к пруду, воспринимает вкус воды, он видит там духовное существо, дающее вкус воде. Этих духовных существ он мог встречать ночью; днем он видит материальное, ночью же то, что оживляет все. Днем он видит предметы, ночью он видит в истинном облике то, что он ощущает днем; он видит духов. Если он говорит: в растениях живутдухи, везде живут духи, то это для него вовсе не вымысел, но нечто, что он может воспринимать. Настолько глубоко должны мы проникнуть в души, чтобы понять их.

Теперь понятно, какая ужасная нелепость получается, когда современные ученые говорят о народной фантазии. Народной фантазии не существует, и кто поистине знает народ, не будет говорить так. Можно найти удивительное сравнение: подобно ребенку, который, ушибясь о стол, толкает его потому, что он одушевляет этот стол(так говорят ученые), так же мог нечто вложить во все пра-человек. Это сравнение повторялось до изнеможения. Конечно, здесь есть — фантазия, но это фантазия ученых, а не народа. Те, которые первоначально одушевляли все, те не грезили, — они лишь передавали то, что воспринимали сами.

Этим восприятием обладали древние народы, как остатком, как воспоминанием. Ребенок не одушевляет стол, он в самом себе не чувствует души, он смотрит на себя самого, как на кусок дерева, и поэтому ставит себя на одну ступень со столом. Причина как раз обратная тому, что говорится в книгах. Пойдем ли мы в Индию, в Египет или в какое-либо другое место, всюду мы найдем вышеописанные представления. И в эти представления вливалось то, что было дано древними посвященными.

В старой Индии вносили культуру Риши. Теперь мы должны отчасти понять, какова, собственно, была причина для образования одного из важнейших обликов индийского мировоззрения.

Мы знаем, что всегда существовали школы мистерий, где те, которые развивали в себе способность глубоко прозревать вселенную, разбудили в себе дремлющие силы видеть дух вещей. Из этих школ мистерий всюду изошли духовные культуры и, рассматривая посвященных, мы правильно поймем их, рассматривая их в после-атлантическое время, ибо тогда наиболее легко понятна их сущность; но уже в атлантическое время мы находим нечто подобное школам посвященных, и чтобы хорошенько понять их причину, мы попытаемся перенестись в такую древнюю атлантическую школу.