— Это с мистером Расмуссеном, — ответила она. — Какой-то приступ. Я нашла его на полу. Сейчас ему получше, но.
Тяжелая черная трубка холодила, как мрамор.
— Сердце? — спросил он.
— Не знают. Он в реанимации. Вот. Пирс. Ты сможешь сам добраться домой?
— Конечно. Конечно. Ты, слушай, ты не беспокойся.
— У экономки сегодня выходной…
— Как-нибудь разберусь. Проголосую, в конце концов.
— Ой! — вдруг вскрикнула она. — Споффорд придет, чтобы покормить своих овец.
Подходя к воротам, в тени дубов Аркадии Пирс этих овец видел.
— Ладно. Ладно. Нормально.
— Что? — спросила она — не Пирса, а того, кто стоял рядом с ней, там, в больнице; наверное, пришли с новостями. — Пирс, мне нужно идти, — сказала она, и телефон замолчал, а он даже не успел попрощаться.
Глава седьмая
— Любовь, — сказала Вэл, дальвидский астролог, глядя на Роузи Расмуссен. И протянула зажаренное куриное крылышко Сэм (дочери Роузи), которая только покачала головой. — Если бы дома зодиака придумывали сейчас, пришлось бы соорудить Дом Любви.
— А что, нет такого? — спросила Роузи.
— Нет. То и странно. — Распахнув глаза, Сэм наблюдала, как Вэл привычным движением пальцев и зубов отделяет мясо от костей. — Вот это —
— Хм, — ответила Роузи.
Она была матерью-одиночкой и как раз вела бракоразводный процесс с отцом Сэм.
— Любовью все интересуются. Сразу после денег и здоровья. А если молодые, то и прежде того. Господи, да любовь мне дает чуть не половину дохода. А Дома Любви все-таки нет. Странно, да?
Роузи внимательно посмотрела на тарелку Пу-пу,[471] которую они заказали на троих, и выбрала кусочек запеченного в тесте яблока.
— Странно, — подтвердила она.
Но ей-то как раз не было никакой нужды в ответах на вопросы насчет любви или планов на совместное будущее с любимым человеком. Да и потребности она не чувствовала. Вэл права: для многих любовь — дело весьма важное, но для Роузи — уже нет. Она чувствовала (хотя так было далеко не всегда), что любовь утратила для нее всякий интерес — так же как другие популярные увлечения, спорт и политика, которые ее никогда не занимали.
Хотя это и разные вещи.
— А есть дома Здоровья и Денег? — спросила она.
— Конечно, — ответила Вэл. —
— А как насчет политики? Спорта?
Вэл в афронте вздернула голову, так и не выпустив крылышко из пальцев (большого и указательного).
— Для тебя это все хиханьки?
— В моем думе есть спорт, — кивнула Сэм.
— Где? — переспросила Вэл.
— В моем стародуме.
— А. Вот как.
— Ее старый дом, — сказала Роузи. — У одних детей — воображаемые друзья, а у нее — воображаемый старый дом. Говорит, что раньше она в нем жила. Он у нее всегда был. Как только заговорила.
— Ну конечно, — сказала Вэл. — И у тебя тоже, ты просто не помнишь.
Роузи попыталась объяснить, как у нее обстоят дела с Любовью.
— Будто все, что происходит, — не здесь, а там, где меня нет, — как будто я вижу все через стекло или на экране, и еще звук плохо доходит. Но то, что я слышу, меня пугает. Ну, как Футбол: я не знаю правил, а кругом орут во весь голос, все с головой в игре, а мне кажется, я одна думаю, что это очень опасная игра и кого-нибудь обязательно убьют.
— А что здесь удивительного? — нежно произнесла Вэл. — После того как ты прошла через то, что прошла. Ну, то есть, гос-споди!
Конечно, довод разумный. Даже слишком: он объяснял все, что произошло с Роузи, не поясняя ничего. Она опустила яблочко в холодный темный соус.
— Мамочка, я же говорю, ПОЙДЕМ, — уже не в первый раз сказала Сэм, но взрослые опять не обратили на нее внимания.
— Господи, я же тебе не рассказывала, — продолжала Роузи. — Прошлой ночью такое было. Сэм. Ходила во сне. Ага. Лежу в кровати, проснулась от шума — знаешь, как бывает, просыпаешься, если кто-то стоит рядом? Проснулась и вижу: возле кровати стоит Сэм.
У Роузи волосы на затылке зашевелились от ужаса, когда она поняла, что Сэм все еще спит и ничего не видит, а глаза ее открыты. Казалось, дочка рядом, а на самом деле — далеко в мире снов.
— Ты не поверишь. Подошла она к постели и что-то протягивает. Дала мне. Знаешь, что это было? Яйцо.
— Яйцо?
— Она, наверное, спустилась по лестнице, по всем ступенькам. В темноте, одна. И вернулась с этим яйцом. И положила мне в руку.
— А что ты сделала?
— Взяла. Сказала: «Спасибо». — Теперь Роузи сама этому удивлялась.
— Она проснулась?
— Нет. Повернулась и вышла. Я вылезла из постели и пошла за ней. Она вернулась в свою комнату и забралась в кроватку. Натянула одеяльце. Заснула.
Сэм — над столом торчала только ее голова — смотрела на женщин, изумлявшихся ей; слушая, как о ней говорят, она не выказывала удовольствия или гордости, но и не смущалась.