Эгипет. Том 1

— Это было в Старом Свете, — сказал Пирс.

В прошлом, в Старом Свете, были на земле империи, география которых ныне утеряна, в картах для них не осталось места — карты были заполнены «школьными» странами; империи еще как-то существовали, но за пределами глобуса, расчерченного границами, — под морями и под землями. Пирс выучил наизусть списки их взаимозаменяемых богов и божков, воды и воздух тогда кишели ими, могущественными, но не всемогущими, — что как-то утешает, поскольку, полезные друзья и опасные враги, они не обладали всезнанием, не присутствовали всюду одновременно; мудрые умели их подчинить — тогда (или, быть может, немного позднее, когда они измельчали) вызывали их в зеркала, заключали в статуи, вели с ними разговоры. Маги, писал Алексис Пэн де Сент-Фалль, слово из ПЕРСИИ (см.).

— Это было до Иисуса, — сказала Хильди. — А то бы они верили в Иисуса.

Поскольку все добрые и мудрые люди, не слышавшие об Иисусе, безусловно, в Него бы поверили, будь у них возможность, то, Непреодолимо Невежественные (в такое уж они жили время), где пребывали они сейчас? В Лимбе.[172]

Может, пожал плечами Пирс, но сам он не привязывал свои империи к определенному времени, они пребывали под, над или везде — не решишь; чем ближе к P.X., тем меньше они становились, в зеркально отраженные годы до P.X., напротив, увеличивались по мере удаления: бронзовый век, железный век, каменный век. Когда явился Иисус, боги поумирали или спрятались, воздух опустел; и тогда же, но не из-за Его прихода, а лишь потому, что новый порядок как-то отменил прежний, не только в настоящем, но даже и в прошлом (ветер, что дует назад во времени, сокрушил колоннады и храмы и дубовые рощи), — в то же время эти империи Пали. Пала Персия. Пал Рим. Пала Византия. Пирс снова обратился к руинам под обложкой Словаря: Павшие. Один из квадратных мраморных обломков, наполовину увязших в беспамятной земле, нес на себе единственное, глубоко врезанное слово: ЭГИПЕТ.

От одной павшей империи к другой бродили они, одинокие, если не считать собратьев; оружием им служили изобретательный ум, клятвы, которыми они обменялись, и горшочек с лекарством, взятый на незабытой родине; лекарством настолько действенным, что оно поднимало на ноги и мертвого, если душа еще не успела отлететь; все это, а еще невидимость, которая, как у Мандрейка, была не настоящей невидимостью, а чем-то вроде возвышенной безличности,[173] помогавшей отвести людям глаза. Были у них и мечи. «И ружья», — утверждал Уоррен, не желавший расставаться со своим ружьем.

Игры, в которые играл Уоррен, представляли собой бесконечную последовательность схваток, военных хитростей, поединков и бегств; кроткая и уступчивая Бёрд снова и снова подвергалась нападениям, попадала в плен, ее нужно было вызволять и защищать. Врагами они довольствовались воображаемыми, играть эту роль было некому, но фантазия троих невидимых могла создать любое их количество, вплоть до тысяч кочевников, что стремятся из родных мест в бесконечные просторы Старых Светов. Хильди считала ниже своего достоинства прикидываться (хотя любила театральные зрелища, маскарады, действа о житии святых и рождении наций), поэтому ей доставались роли царей или пророков, которые, умирая, раздавали наказы, отправляли кого-то в Крестовый поход, связывали братьев обетами. Как младшие исполняли эти наказы, ее не касалось. За чтением она время от времени замечала, как они, вооруженные, в накидках с капюшоном, сновали туда-сюда; Уоррен обычно возвращался и докладывал об успехах, сам веря в свои выдумки.

Подобно всем взрослым, Пирс забудет, как непросто детям играть роль, сосредоточить — нет, устремить наружу — свою волю, какого труда стоит забыть о том, что ты сознательно взял эту роль на себя (обычно это получается у кого-нибудь одного и он гипнотизирует остальных, кому не сразу удается, а иной раз и запугивает не включившихся); как нужно затем освобождать от лишнего, совершенствовать плод своей фантазии — без раздумий освобождаться от того, что стало помехой, отбрасывать надоевшие приключения, катить мяч дальше в неведомое. Когда дорожки в эти сады внутри него будут загорожены и родники перекрыты, Пирс и не вспомнит, как там было хорошо. В лимбе того теплого октября они с Уорреном и Бёрд, под руководством Хильди, рыскали по холмам, выгоревшим или пожелтевшим (пожарище, ими устроенное, вовсю зарастало амброзией, на удивление), продлевая историю в обе стороны, пока не сгущалась тьма, так что разглядеть друг друга становилось уже невозможно.

— У них есть этот город, — сказал Пирс, когда все давно уже улеглись в кровати и потушили свет, — подземный город…

— Как можно построить город под землей?

— Он стоял на земле, но потом Пал. Теперь он под землей.

— Но туда можно попасть.

— Они попадают, проходов полно, в разных местах. Проходы где угодно, в отверстии пещеры, например, или среди скал; входи и ступай прямиком в этот город.

Спасаясь от плохих парней (которые охотятся за их бриллиантами, тайнами, целебными снадобьями), маленький отряд проникает в отверстие скалы.