Джулия тоже начала было подниматься, но он ее предупредил.
— Нет-нет, посиди еще секунду, мне нужно отлучиться. А потом пойдем. Всего одну секунду.
Она успокоилась и села на место, глядя в чашку остывшего чая и положив руку на исписанные страницы.
Она и в самом деле ничего подобного не имела в виду: описания магических процедур и тому подобного. Ей хотелось тех смыслов, того видения мира, который за ними стоял, тех ключиков к человеческой душе — вот, что она имела в виду. Сами по себе практические аспекты магии — нет-нет, это слишком опасно. Сколько людей уже успели причинить себе таким образом непоправимый вред, и не только себе. И многих из них она знала лично.
Скажи она об этом Пирсу, и он рассмеется ей в лицо.
Нет, странный он все-таки человек. Как-то раз она задала ему вопрос: послушай, Пирс, а что толку ломать себе голову над этими желаниями, выдумывать контрмеры на все возможные случаи жизни, если ты даже не веришь в то, что такого рода желания в природе возможны?
А он ответил: а если бы я в них верил, Джуэл, они бы от этого стали более реальными?
Ах, старина Пирс, подумала она, и ее захлестнула волна жалости к нему. Ему кажется, что он такой умный, что обмануть его невозможно: как дальтоник, которого и впрямь невозможно обмануть цветом. Чего он никогда не мог понять: те силы, о которых он только что рассуждал, вовсе не слоняются по миру просто так, бесхозными, как дворняжки, которые только и ждут, когда найдется хоть какой-нибудь хозяин; они суть творения человеческих душ, они сотворены в зазорах между душами, они и сами по себе — Творение, и пробиться к бытию есть смысл их существования на свете. Если ты в состоянии сотворить такого рода силу, тогда твой долг — сотворить ее. И если тебе это каким-то образом уже удалось, то просто так такие вещи не случаются. Вот что такое эволюция.
В один прекрасный день и он это поймет, подумала она, если не в этой жизни, то в следующей, если не в следующей, то через одну. Ибо такова поставленная перед ним задача, даже если он пока об этом и не знает; он, который знает все на свете.
И
Эволюция. Она почувствовала, как по жилам у нее хлынул мягкий и теплый ток, как будто струя морской пены.
Все лето она только и слышала, что о странных шумах на Атлантическом побережье, целая серия мощных взрывов, как будто самолеты проходили звуковой барьер, вот только никаких самолетов никто не видел. Телевизионщики даже сделали об этом репортаж, но причины происходящему придумать так и не смогли. Никто не знал, что это такое. Та маленькая группа, к которой принадлежала Джулия, группа, объединенная общностью мысли и чувства ничуть не в меньшей степени, чем — от побережья до побережья — перепиской и телефонными звонками, вся разом пришла к выводу, что это может быть (речь шла всего лишь о возможности) сигналом о том, что вскоре со дна морского поднимется Атлантида: время наконец приспело. Джулия, загорелая, стояла на мысу у Монтока[168], чувствуя всей кожей соленый морской бриз, и с каждым днем в ней росла уверенность, что так оно и есть: что в любую минуту над поверхностью моря может показаться сияющая верхушка пирамиды, а потом и башни, и крепостные валы, с которых скатывается голубая морская вода; она это знала, просто
И эта уверенность жила в ней и теперь, она чувствовала ее, как чувствовала чуть саднящий загар на плечах и сладкую истому в мускулах. Она ему обо всем этом скажет; а еще она скажет ему, что эта ее уверенность и есть одна из тех вещей, которые вызывают затонувший миф из небытия обратно — подобное притягивается подобным. Так она и сделает.
— Ну, вот, — сказал у нее над плечом Пирс; руки в карманах, и общий вид нетерпеливый, и отчего-то слегка виноватый, очень знакомая картинка. — Все в порядке.
— Все в порядке, — отозвалась она. И положила поверх счета золотистую пластиковую карточку.
Она взяла такси; Пирс отправился домой пешком, подставив лицо сентябрьскому солнышку и сунув в карман новенькую визитку Джулии (темно-синюю, с пропечатанными серебром звездами: созвездие Скорпиона). В голове еще шумели два выпитых скотча, и он не совсем понимал, проиграл он или одержал победу.