Егерь: Назад в СССР 3

— Чтобы поиздеваться надо мной при людях! — с вызовом сказал Серёжка.

Я покачал головой.

— Нет. Чтобы они помогли тебе советом, раз уж ты мне не веришь. Ты только представь, как жила Таня, пока ты с ней не познакомился. В одной комнате с вечно пьяной матерью, к которой постоянно ходили какие-то мужики! В школе у неё не было друзей — ты хоть раз видел, чтобы к ней приехала прежняя подруга?

— Нет, не видел, — сказал Серёжка, снова опустив голову.

— Думаешь, ей весело жилось? Ответь, не мямли.

— Думаю, не весело, — послушно ответил брат.

— Вот именно. У неё только-только начинается спокойная жизнь. Девочка хоть чуть-чуть улыбаться начала. У неё друзья появились! И тут ты лезешь со своей любовью и снова всё рушишь.

Это звучало безжалостно, но по-другому было нельзя. Нужно было, чтобы брат переключился со своих переживаний на сочувствие к Тане.

— Ты распугиваешь от девочки одноклассников, не даёшь ей ни с кем подружиться. А заодно отпугиваешь людей и от себя.

— А мне никто и не нужен! Я в эту школу только ради Тани перевёлся.

— В том-то и дело! Это неуверенность в себе, Серёжа.

— Почему? — снова вскинулся брат. — В себе я уверен. А вот в Тане — теперь нет! Она Борьку защищать кинулась, как будто я ей враг!

— Андрей Иваныч правильно говорит, — вмешался Алексей Дмитриевич. — Ты пойми, Серёжа! Ты Тане помогать обещал, а сам мешаешь. Мешаешь друзей завести, жить нормальной жизнью. А почему? Потому, что боишься, что она подружится с кем-то ещё, и тебе достанется меньше её внимания. Ты за себя переживаешь, а не за неё. А это эгоизм чистой воды. И тут уже нам придётся вмешаться.

Алексей Дмитриевич посмотрел на меня.

— Не обижайтесь, Андрей Иванович, но я буду просить седьмую школу, чтобы они взяли вашего брата обратно. Завтра же съезжу и поговорю с ними, объясню ситуацию.

Я кивнул.

— Конечно, Алексей Дмитриевич! Я сам вас завтра отвезу. Простите, пожалуйста, что так получилось. Но для всех будет лучше, если Серёжа вернётся в свою школу.

Брат молча обводил нас взглядом.

— Не согласен? — спросил я. — Хочешь поспорить?

— Я не вернусь в ту школу, — еле слышно сказал брат.

— А почему? Опять думаешь о себе? Боишься насмешек?

— Ладно, — вдруг сказал Павел. — Дайте и мне.

Он пододвинул табурет и обнял Серёжку за плечи.

— Не всё так безнадёжно, Серёга! — сказал он. — Хотя накуролесил ты, конечно, знатно! Но кое-что можно поправить. Не для того, чтобы остаться, конечно. Но для того, чтобы люди о тебе стали думать хоть немного лучше.

— Что поправить? — спросил Серёжка. — Как?

— А вот давай рассуждать, — задушевно сказал Павел. — Сам и поймёшь. Борьке ты фингал за дело поставил? Вот только честно?

— Если честно — нет, — помотал головой Серёжка.

— А ему за это от родителей влетит. Вот что мужчина может сделать, чтобы поправить эту ситуацию?

— Попросить прощения? — скривился Серёжка. — Так только слабаки поступают.

— Нет, Серёжа, — спокойно ответил Павел. — Слабаки нагадят и тихо сидят в кустах, как будто ничего и не сделали. Сильный человек умеет просить прощения за свои ошибки. И не ошибаться больше.

— Получается, мне и у Вани надо прощения просить? — тих спросил брат. — И… у Тани?

— Это ты сам решай — как мужчина, и как сильный человек, — сказал Алексей Дмитриевич. — Только учти — если уж понял свою ошибку, то второй раз ошибиться нельзя. Иначе нечестно получится.

— А вы оставите меня в своей школе? — с надеждой спросил Серёжка.

— Нет, — честно ответил ему Алексей Дмитриевич. — Потому что это не наказание, понимаешь. Просто так всем будет лучше и спокойнее. Прими это достойно.

— Хорошо, — серьёзно кивнул Серёжка. — Тогда я прямо сейчас пойду и попрошу прощения у всех.

— Давай, — кивнул я. — Только фуфайку надень — в драном пальто не ходи. И валенки. Незачем ботинками снег месить.

— Погоди, — неожиданно вмешался Фёдор Игнатьевич. — Я вас послушал — всё правильно вы говорите. Только одного не придумали — как парню помочь.

— А что мне помогать? — тихо спросил Серёжка. — Сам виноват, переживу как-нибудь.

— Так надо не как-нибудь пережить, а с толком. Знаешь, что? Пойдём-ка вместе до сельсовета. А по дороге я тебе кое-что расскажу. Глядишь — и пригодится!

— Хорошо.

Серёжка пожал плечами. Натянул фуфайку, сунул ноги в валенки и молча вышел за дверь. Фёдор Игнатьевич попрощался с нами, и тоже ушёл. Я слышал, как они с Серёжкой прошли под окном, о чём-то негромко разговаривая.

— Не слишком круто мы с парнем? — озабоченно спросил Алексей Дмитриевич.

— Не думаю, — ответил я. — Главное — чтобы он всё правильно понял. Давайте чаю попьём?

* * *

Серёжка вернулся только к вечеру. За окном давно стемнело, и я уже начал беспокоиться — куда запропастился брат. Но услышал ленивый лай собак и скрип валенок по заснеженной тропинке.

На Серёжку было приятно посмотреть. Уходил один человек — подавленный и расстроенный. А вернулся совершенно другой. Видно было, что на душе у него спокойно, хотя между бровей и залегла морщина, словно брат всё время о чём-то думал.

— Ну, как сходил? — спросил я его, ставя на стол тарелки. — Садись, сейчас ужинать будем.