Егерь. Девушка с Земли

— Да-а… — продолжил швейцар. — Послушайте сюда, Ремина. Нужны были бы им сильные руки и ноги или… там… размножаться бы им хотелось… ну, вы не маленькая и понимаете, что я хочу сказать… они сделали бы себя постарше. Вот те, что среди рифов живут, спешат возмужать поскорее. Но этим неплохо живется при гостинице, и нам от них польза — приучать туристов, чтоб не падали без чувств, едва завидят взрослого акслу.

— Ну… что ж… — Реми вымученно улыбнулась. Повернулась к девочкам: — А вы, лягушата, оказывается, уже большие? Какие хитрюги растут, боже мой!

Она вернулась в вестибюль. Увидела, что по лестнице спускается Марвелл, а с ним — Пасадель и О’Ливи.

— Папа́, я хочу посмотреть, как живут аборигены.

Марвелл оттопырил нижнюю губу, фыркнул.

— Ремина! — начал он с расстановкой. — Я спешу в горсовет на заседалово. Мне бы очень хотелось, чтобы ты присоединилась ко мне.

— Зачем?

— Кроха! Разве тебе неинтересно, чего ради пришлось лететь в эдакую даль? Посидишь в зале, на ус намотаешь. Поймешь, чем твой папа́ на жизнь зарабатывает.

— Зачем?

На самом деле она сразу поняла, куда клонит отец. Мол, крохе Реми пора прекратить валять дурака. Играть на гитаре, писать стихи и зачитываться фэнтези — непозволительная роскошь для девушки ее возраста. Дескать, дочки его партнеров по гольфу уже карьеру делают, и только Реми до сих пор в статусе маленькой девочки. Самой должно быть стыдно… И так далее, и тому подобное.

Реми помотала головой.

Нет, папа́! Крутить-вертеть собой она не позволит. Да здравствует гитара, рифмы и хоббиты с эльфами! Нечего тянуть человека с чистой душой в клоаку бизнеса и политики.

— Ну… как знаешь… — папа явно разочаровался. — Буду поздно. Пока!

— Пока!

Она поцеловала отца. Забрала гитару и поднялась в апартаменты.

Греза возлежала на диване с бокалом мартини. В ведерке со льдом стояла початая бутылка, на серебряном подносе имелись легкие закуски. Когда папа́ уходил надолго, Греза всегда напивалась, а потом смотрела мутными глазами на себя: у Грезы была большая коллекция записей с собственных концертов. Пела она в юности отменно, выглядела — еще лучше; и Реми тихо ненавидела ее за это.

— Мы с Эдмондом поспорили… — Греза захихикала; ей хватало одного бокала, чтоб изрядно захмелеть. — Он все-таки совсем тебя не знает, крыска. Он был уверен, что ты поедешь с ним в горсовет. Бедный наивный папаша! Теперь он должен подарить мне медиахолдинг, бедолага!

Реми снова спустилась в холл. Побродила по безлюдному залу, полюбовалась картинами — незатейливыми натюрмортами (она бы написала маслом лучше) в позолоченных рамах. Постояла перед бездарной стереофреской, аллегорически повествующей о колонизации Сирены. Вышла на улицу.

Оранжевое солнце еще не доползло до зенита, но воздух заметно прогрелся. Полдень обещал стать знойным. Никого перед парадным не обнаружилось: ни Бруно, ни сестренок Христофоровых. Дендрополиповый парк был пуст. У Реми появилось желание вынести мольберт и написать пейзаж, но тут сердце ее замерло: в конце аллеи показалась долговязая фигура Кристо. Присмотревшись, она поняла, что ошиблась. Это один из грузовых киберов, спешит, наверное, по вызову завхоза на пищеблок.

Кристо, Кристо… Почему же вы не выходите у меня из головы?

Пробковый шлем, глаза с крапинками, благородная скромность одежд. Во главе горстки самоотверженных волонтеров — против дикого мира и во благо несчастных аборигенов. Настоящий рыцарь… Магистр!

К парадному подкатил джип. Из салона выпрыгнул О’Ливи. Увидел Реми и помахал ей рукой.

— Греза у себя?

— А зачем она вам?

О’Ливи кивнул и побежал к дверям.

— Да она уже напилась! — крикнула Реми вдогонку.

Что происходит? Она всплеснула руками. Их как будто всех подменили на Сирене: и Грезу, и О’Ливи, и даже папа́. Сама того не желая, Реми поплелась следом за писателем.

Дверь в апартаменты Марвелла была приоткрыта. Греза, пьяно похихикивая, прижимала к груди голову О’Ливи, а тот тискал ее бедра и нес какую-то околесицу.

— Вы бы хоть дверь закрыли. Совсем, бомжи, страх потеряли? — пробормотала ошеломленная Реми. Камер наблюдения-то в отеле нет! В отличие от дворца папа́. Вот у них и помутился рассудок от мнимого приволья.

— Чего тебе надо? — промычала Греза.

— Я за гитарой пришла.

— Бери и проваливай. У нас мало времени.

О’Ливи отнял голову от жены шефа и пробубнил:

— Реми! Ну вы ведь умница! Вы не станете ябедничать, правда?

— А! Пусть ябедничает! — Греза откинулась на спинку дивана. — Кто ей поверит? Ночная кукушка кукует громче дневной! Он на нее сердит и слушать не станет!

— Ночная громче дневной… — пробормотала Реми и вышла в коридор. Гитару она так и не взяла.

…Это была захватывающая, волнующая идея. Дерзкая от начала и до конца. Во всем виноват был стресс и… еще раз стресс.

Реми подозвала администратора:

— Я хочу связаться с егерем, сопровождавшим нас на охоте.

— Со Скворцовым?

— Да, с Эндрю.

— Одну минуту.