Егерь

– Там была еще одна персона, которой удалось избежать зачистки памяти.

– Рискну предположить, что об этой персоне Вам известно гораздо больше, чем мне, – Зафир допил горячий кофе в два глотка и поставил чашку на блюдце. – Если честно, я собирался обратится к ней за помощью и привлечь к расследованию убийств на Олмании.

– Без разрешения Совета? – едва ли не взвилась Сомери.

– Почему же, – пожал плечами Зафир. – Запрос на привлечение агента «Егерь» к этому делу я отправил еще пять дней назад. Разрешение на ее допуск к материалам дела я получил от шести членов Совета. К сожалению, другие семь членов, включая Вас, госпожа, ответ мне пока не дали. Предполагаю, что именно это прошение и стало причиной моего внезапного вызова на Сую.

– Не только оно, – Сомери опасно улыбнулась и наклонилась к Зафиру через стол, – агент «Темный».

На этот раз Зафир действительно был застигнут врасплох. Он даже вскинул брови, всем своим видом выражая неподдельное удивление.

– Что-то не так с моим позывным? – спросил он.

– С твоим новым позывным, – отчеканила Сомери и весьма неграциозно плюхнулась в кресло. – Это Егерь тебя так назвала?

Брови Зафира еще выше залезли на лоб.

– Егерь? Причем здесь вообще Егерь?

– Это ты мне ответь!

– Что я могу на это ответить? – Зафир даже усмехнулся. – Егерь к моем новому позывному не имеет никакого отношения.

Он исподлобья взглянул на Сомери и оценил состояние ее оболочки. Черные пятна пожирали госпожу Президента, и сама она прекрасно об этом знала. Значит, ярость ее была неконтролируемой, страх неподдельным, а бессилие – очевидным. Егерь и его позывной. Как могут быть связаны «Егерь» и «Темный»? Где точка соприкосновения и в чем подвох?

– Я выбрал этот позывной самостоятельно, – продолжил Зафир. – Выбрал из сотен тысяч других возможных псевдонимов и сменил регистрационный номер на новое имя. Если позывной «Темный» Вам не нравится по каким-то личным причинам, я могу сменить его на любой другой прямо сейчас.

Лицо Сомери перекосило. Угол рта суирянки поплыл вверх и губы скривились в омерзительную полуулыбку, больше призванную устрашить, нежели успокоить.

– Теперь я точно знаю, что она здесь ни при чем, – не то прошипела, не то прошептала она. – Что ж, быть тебе «Темным» Зафир. Вот только помни, что в поэме Суиргида Лавэ смерть была повержена рукой Создателя и обречена на вечное существование во тьме.

Угроза? С чего вдруг? Из-за псевдонима? Да он выбрал его просто так! Строки из поэмы всплыли в памяти сами собой, как только некая Роден Кенигстен вошла в комнату для психокоррекции в клинике доктора Ситен. Прежде он никогда не видел подобных оболочек. Тьма, окружавшая эту особу, казалось настолько всепоглощающей, что ее обладательницу можно было назвать самой опасной и изощренной в мире убийцей. Не жертва чужой расправы присела в кресло рядом с ним, а сама Смерть. Светло-серые глаза этого существа будто пронизывали пространство насквозь, заглядывая в глубины чужого подсознания, чтобы вывернуть оттуда неприглядные секреты. Насколько четко она подобрала новые имена всем участникам той терапии. «Язва» – жертва наркотической зависимости с распадом личности, которая годами кровоточила в своем окружении, пока не перфорировала самых близкий ей людей, вынудив, наконец, отказаться от нее. «Красавчик» – сексоголик и фетишист, склонный к манипуляциям и проявлению агрессии, вовремя припрятанный от общества после очередной попытки свести счеты с жизнью. Лоскутное Одеяло – Наследница Доннарской Империи, ставшая заложницей обстоятельств и непомерной требовательности слишком властного отца. Перфекционизм, взращенный в ней с малых лет, сломался под натиском травмы, изуродовавшей тело. И теперь Сафелия – это другая личность, собранная из лоскутов прежней жизни, как новое одеяло, сшитое из кусков ткани некогда более ярких и красивых одеял. Себя она назвала Страшилой. Не «страшной», не «уродливой», а именно Страшилой, как пугало из детской сказки, которое отпугивало птиц. Может, в этом был смысл? Роден Кенигстен стала пугалом, отпугивающим стервятников, кидающихся на легкую добычу. Возможно, в уголке ее сознания и пряталось желание стать прежней, желание вернуть себе нормальную жизнь, но тьма вокруг сожрала все и осталось только тело, пугающее окружающих. В тот день он назвал себя «Темным», и она не стала называть его по-другому. Его привлекательная внешность всегда противоречила содержанию. За облаком чистого голубого свечения оболочки скрывалась такая же непроглядная Тьма, какой обладала Роден Кенигстен. Вне сомнений, в этом они с ней были схожи.

– Зафир! – второй раз позвала Сомери.

– Да, госпожа. Я Вас понял.

– Что ты понял? – взвилась Сомери.

– Что вы по каким-то причинам боитесь Егеря и предупреждаете об опасности меня.