Егерь

– Дружина рыл в сто точно. Эти вообще не от мира сего. А еще десятков пять монахов. Или как они у язычников называются. Ну, те, что у шамана на побегушках. Но я тебе так скажу, Денисов: никто, кроме вот этих полутора сотен, даже не почешется, если ты тут начнешь справедливость учинять.

– Что, по религиозным соображениям нельзя воевать?

– Да какие, на фиг, религиозные соображения! Я за местными все это время наблюдала. Такое впечатление, что они не от мира сего. Каждый занимается ровно своим делом. Воины сторожат, монахи чего-то там служат у бочки и в сараях, детишки носятся как угорелые, старичье торчит на солнышке, а бабы вкалывают. Нет, детей тоже припрягают, на собирательство и рыбалку, но и только. И вот еще что. Эти, которые дружина, если не при деле, вообще ничем не интересуются, бабами в том числе. Могут зависнуть на неопределенное время, как статуи. Как роботы какие-то.

– А у остальных такого нет?

– Не-а. Исключительно у тех, кто в крапинку.

Так-так-так.

– А в крапинку они как становятся? Жрецы татуируют?

– Фиг знает, – пожала плечами Варька. – После обряда мужичков уводят в сарай, он такой один, специальный и на отшибе, а утром они уже в крапинку. Может, и татуируют. Только я нигде инструментов не видела.

– Ну ты сказанула, мать! Думаешь, у них тут приблуды, как в тату-салоне? Ага, щаз! Бамбуковая щепка да плошка с тушью, вот и все оборудование. А они вообще как, к народному творчеству склонны?

– Если ты про наскальную живопись и тому подобное, то я ничего такого не видела. Вообще. Никаких граффити, надписей и других художеств. Даже дети таким не балуются. Видимо, просто не знают, что это возможно.

Ну и про какие татуировки мы говорим? Разве что это священный процесс, табу в обычной жизни. Но я и сам в эту версию не верю.

– Значит, полторы сотни, – подвел я итог. – Дорогу наверх покажешь?

– Денисов, у тебя есть план?

– Ага. Идем к берегу, по пути я вырубаю всех встречных-поперечных. А там вызываем кавалерию.

– Дебильный план. Как и ты сам, если честно.

– Слушай, хватит мне мозг выносить! Галька и то отходчивей!

– Ее проблемы! Я тебе не жена…

– Она тоже!

– …и не любовница, так что могу резать правду-матку. Прямо в зенки твои бесстыжие!

– Мать, ты чего так разошлась-то?!

– Да жалко тебя потому что!.. – вдруг всхлипнула девушка. – Идиота кусок! Не убьют, так в такого же зомби превратят… Знаешь, какие мировые парни у меня в партии были? А теперь… не пойми кто! И что с этим делать… Бли-ин!..

– Ты их растормошить, что ли, пыталась? – догадался я. – И чего?

– Ни-че-го! Роботы! Зомби! Оболочки пустые!

– А тебя почему не тронули?

– А не знаю! Ущербная, наверное! Знаешь, как я им завидовала? Только потому, что они себя со стороны не видят? Смотрят куда-то внутрь, глаза бессмысленные совершенно, и все по барабану! А я смотри! Жуть… Жить не хочется.

Варвара успокоилась столь же внезапно, как и вспыхнула. Н-да, шалят нервишки. А кто сейчас без греха? Вот-вот.

– А чего не ушла из деревни? Не пропала бы, острова хорошие, не тропическая пустыня. Прокормиться можно.

– Можно. Вот только я бы сама себя извела. А так хоть присматриваю за парнями. Вдруг прогресс какой, а я тут как тут. Может, удастся кого в чувство привести.

– Надежда умирает последней, да?

– Нет! Просто по-другому вообще… труба!

Смотри-ка, сдержалась. Я кое-что другое рассчитывал услышать. Всегда знал, что Сашкина сестра сильная и морально устойчивая. Но чтобы настолько, даже не предполагал.

– Незаметно отсюда уйти не получится?

– Даже не мечтай. Кому-нибудь на глаза попадешься, а если хоть один тебя заметит, сразу все остальные узнают. Телепатия у них, что ли?

– Очень может быть, – покивал я. Но, несмотря на заинтересованный взгляд девушки, растекаться мыслью по древу не стал. Сам еще до конца не уверен. – Тогда придется уходить с шумом. Сможешь план подземного комплекса набросать?

– Не-а. Могу маршрут описать, не более. Но у двери трое караульщиков. И не известно, сколько еще по этажам. У входа в комплекс еще пост. И на площади народ тусуется, к празднику готовятся.

– Что за праздник?

– Да посвящение твое! Часа через два должны начать. Меня главная баба достала уже, через каждые десять минут гоняла проверять, как ты.

– А сама чего?

– Не знаю, похоже, не по чину. Или боятся тебя. Порченый ты.

– А тебя, значит, не жалко.

– Именно. Я же говорила, что для них никто. Меня здесь не держат, меня здесь терпят.

– Не находишь это странным?

– Что именно? Здесь все странное.

– Ну, то, что пацанов… э-э-э… обратили, а тебя даже в плен брать не захотели? Сама на хвост упала?

– Ага, лучше бы грохнули сразу.

– Не сразу, сначала попользовались бы. Я же говорил уже. Такое ощущение, что они просто не представляют бабью ценность. Это абсолютно неестественно. И для дикарей особенно.

– Ты это вообще к чему?

– Да так, мысли вслух… Короче, ты сможешь незаметно уйти из деревни и где-нибудь у берега спрятаться?

– Да вообще не проблема. Хоть сейчас. И не обязательно незаметно. Все равно никто не почешется.

– Вот и прекрасно. Тогда дуй прямо сейчас.

– А ты?