– Ефрейтор, вы что, устава не знаете? – снова послышался, на сей раз вкрадчивый, голос командира.
Павел явственно ощутил себя слизняком под подошвой сапога, и стиснул зубы.
– Пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте, за незнание устава, – медленно, раздельно проговорил командир.
Павел снова промолчал, но и командир больше не докапывался.
Отвернув от лица микрофон, Павел вслух сказал, обращаясь к Котофеичу, дремлющему на шкафу:
– Интересно, с какого хрена он сорвался?..
В наушниках послышалось:
– Я тебе покажу такой хрен, что служба медом не покажется…
Станции вскоре выключили, и Павел пошел спать. Котофеич отстал на полпути, подался по своим каким-то ночным делам.
Утром на разводе командир приказал Павлу выйти из строя. Вызвал дежурного по роте, которым был Лаук.
Сделав брезгливый жест в сторону Павла, приказал с отвращением:
– Увести и запереть…
Сашка приложил ладонь к пилотке, четко развернулся и ушел в казарму. Командир изумленно посмотрел ему вслед. Павел видел, что командир в замешательстве, и чуть не расхохотался. Но тут появился Сашка в сопровождении патрульного и дневального свободной смены, вооруженных карабинами.
– Штыки примкнуть! – отрывисто скомандовал Лаук.
Лязг металла разнесся далеко вокруг в тишине. Рота замерла. Впервые в этой роте человека сажали на губу. Событие знаменательное. Командир смотрел на всю компанию, и видно было, как он быстро стервенеет.
Лаук шел впереди, звеня ключами, за ним, ссутулившись и заложив руки за спину, брел Павел, позади с карабинами наперевес топали патрульный с дневальным.
На губе было прохладно, свет еле сочился через крошечное зарешеченное окошко под самым потолком. Павел лег на "вертолет", деревянный щит, сколоченный из не струганных досок наподобие пляжного лежака, и расхохотался. На душе было легко и весело. Через час лязгнул замок, в дверях стоял Лаук. Он отступил в сторону. В узкий дверной проем протиснулся дневальный свободной смены с двумя матрацами. Постелив матрацы на "вертолет", Павел застелил их чистой простыней, сверху постелил одеяло и лег.
Лаук покрутил печатью на цепочке, позвенел ключами, сказал:
– Вечерком чаи погоняем на свежем воздухе. Отдыхай.
После обеда, когда Павел сытно покушав, приложился поспать, загремел замок. В проеме дверей рядом с Лауком стоял командир. Лицо его медленно вытягивалось, наливаясь кровью. Павел не торопясь, встал, широко зевнул. Командира в этот момент прорвало; он заорал нечто непотребное и матерное. Бросился в камеру и вышвырнул матрацы наружу.
Дверь с грохотом захлопнулась. Лаук сел на "вертолет" и весело захохотал, потом растянулся во весь рост, и со вкусом потянулся.
Павел проговорил хмуро:
– Матрацы мог бы и на ночь прислать… – и тоже растянулся на "вертолете".
– Я это специально, – усмехнулся Лаук. – А кэп устава не знает. Вертолеты только на ночь полагаются. Да и не на долго мы здесь. Кузьменко в столовой рассказывал, что тебе пятнадцать суток губы объявили за то, что ты обыкновенный кукурузник в разные места помещал, и разные высоты давал.
– Ну? Это ж не кукурузник был…
– Вот те и загну! Это салага Кузьменко не понимает, а ты то должен понять?
– Чего, понять?..
– Это ж контрольная цель была! Значит, со дня на день учения начнутся, а мы тут будем сидеть. Представляешь, какую клизму кэпу вставят?..
– Точно… – Павел конфузливо усмехнулся. – На меня так подействовали эти пятнадцать суток… Понимаешь, представления не имею, за что он на меня так…
После ужина явился Никанор с чайником и Могучим, тащившим сразу четыре матраца.
– Никанор, тут для третьего вертолета места нет, – насмешливо сказал Лаук.
– Валетом спать будем, – проворчал Никанор, расставляя на земле рядом с дверями кружки.
Они не торопясь, прихлебывали чай, жмурясь на закат. Огромный Могучий, стискивая в лапище кружку, искательно проговорил:
– А не сбегать ли завтра в магазин? А то мы все на станции да на станции пили, не худо бы и на губе выпить. Обмыть ее, так сказать…
– А что, это идея, – засмеялся Никанор.
– Кто по включению бегает, Волошин? – спросил Павел Никанора.
– Не было еще включений высотомера. К тому же на КП полка дали выход из строя высотомера, – проговорил Могучий. – А Волошин все гараж строит командиру. Кстати, тебе объявлена благодарность в приказе по полку за отличную работу по контрольной цели.
– Откуда знаешь?
– Сам радиограмму принимал.
– Понятно. Значит, командир мне в благодарность объявил пятнадцать суток отпуска на губу.
В прохладе губы они с Лауком прекрасно отоспались. Только в девятом часу пришли Никанор с Могучим, принесли завтрак и утащили матрацы. Никанор принес шашки из ленинской комнаты. С переменным успехом Павел с Лауком сражались до обеда. Пообедали и продолжили. Павел начал все чаще выигрывать. Лаук сидел, горбился, все чаще чесал в затылке обезьяньим движением. Павел давно перестал замечать, что он здорово похож на обезьяну, а тут вдруг всплыло сочувствие. К чему бы это?
Грохот засова отвлек его от этой мысли. В дверях стоял Кузьменко и суетливо дергался, семенил ногами.
– Полная боевая готовность! – выкрикнул он.