Эффект преломления

Эржебета выбралась из брички, прошлась, разминая затекшие ноги. Перед замком выстроились местные кухарки, лакеи, кучера. В Пиштяне все было готово для приема госпожи и гостей, буде ей захочется кого-нибудь пригласить.

Графиня прошла по замку, осмотрела все комнаты, осталась довольна. Вообще, она пребывала в удивительно ровном, спокойном настроении.

— Что ж, Дорка, скажи, пусть Пала устроят как следует. Еще пускай несут вещи в мои покои да раскладывают. Потом зови девок, переодеваться. Поедем на грязи.

Старшая служанка выбежала, по замку разнесся ее звонкий голос, отдающий распоряжения.

Вскоре Эржебета, наряженная в легкое платье, уселась в бричку. Экипаж переехал через мост. Графиня вышла, направилась к ширме, которую заранее установили для нее на лесной лужайке. Над ширмою возвышался зонт, оберегавший белую кожу госпожи от солнца.

Дорка помогла расшнуровать корсаж, снять платье и белье. Эржебета, нагая, на мгновение застыла под зонтом, наслаждаясь ласковым прикосновением теплого влажного воздуха.

— Госпожа прекрасна, — проговорила верная служанка. — Как фея Делибаб.

— Только где мой возлюбленный ветер? — вздохнула Эржебета.

— Ничего, госпожа еще молода, еще встретит свое счастье, — сказала Дорка и посмотрела искоса: не перестаралась ли с лестью.

Такие дерзкие слова прощались только ей. За долгие годы службы Дорка стала графине почти подругою. Но только почти…

Эржебета водрузила на голову тугой чепец, защищающий волосы, и медленно вошла в теплую, издающую слабое, едва заметное зловоние грязь. Погрузилась до шеи, замерла, впитывая целительное тепло гниения, силу земли, мысленно прося природу подарить молодость, вернуть здоровье. Дорка задернула вокруг госпожи ширму, чтобы ничей нескромный взгляд не потревожил покой графини.

Она долго пробыла в грязевом озере, пока не почувствовала, что кожа сделалась мягкой. Вышла и встала под горячий источник, смывая черный налет. Тело освобождалось, наливалось силой, изнутри словно покалывало иголочками. Эржебета чувствовала себя молодой и здоровой.

— Ты гляди, гляди, какая она, — шепнула Агнешка. — Кожа-то аж светится… Уж пять десятков скоро, а все как девка…

Бабы стояли в стороне, Дорка поручила им держать вещи графини, чтобы не помялись.

— А титьки-то какие! — дивилась Пирошка, с грустью вспоминая, как обвисла ее плоть. — Торчат, как у молодой. И зад тоже пышный…

— Все от крови, — насупилась Агнешка. — Не завидуй, Пироша. Чужая это молодость, краденая. И отвечать за нее графиньке перед Господом, гореть в аду. А честные люди, как мы с тобой, за свои страдания в раю окажутся, будут век в блаженстве.

Пирошка вздохнула тайком. Вряд ли Господь вернет ей молодую грудь и задницу. А блаженствовать с дряблыми не особенно хотелось.

Посвежевшая, чистая, расслабленная, Эржебета вернулась в замок, предвкушая сытный обед.

— К вам гонец, госпожа, — доложил у ворот гайдук.

Вести были от старших дочерей. Анна с Катериной сообщали в письме, что соскучились и тоже приедут в Пиштян с мужьями — повидаться с матерью, а заодно и подлечиться. Из письма выходило, что, скорее всего, уже к вечеру дочки будут в Пиштяне.

От благостного настроения не осталось и следа. Эржебета заметалась по двору, отрывисто шепча, словно спорила сама с собою:

— Нечего им тут делать! Прочь, прочь! Но как я запрещу? Нельзя…

Лицо ее исказилось яростью, сделалось жутким, ведьмовским, похожим на уродливую маску. Теперь уже никто не сказал бы, что Эржебета молода. Черный человек возник рядом, хихикал, кривлялся. Топнув ногою, графиня прошла в свои покои. Дорка побежала следом.

В комнате Эржебета снова принялась расхаживать из угла в угол. Черный человек стоял возле двери, сложив руки на груди, ждал чего-то.

— Откажите им, госпожа, — понимающе проговорила Дорка.

— Как? — взвизгнула Эржебета. — Что люди подумают? Мужья их что скажут?

Словно ища выход снедавшей ее злобе, графиня распахнула дверь, увидала в коридоре испуганных, жмущихся по углам служанок. Медленно двинулась вдоль неровного ряда, останавливаясь напротив каждой, заглядывая в лицо. Девушки съеживались от ужаса, когда возле них оказывалась жестокая госпожа.

— В подвал их, — наконец со злобой приказала Эржебета. — Запереть!

Черный человек одобрительно кивнул.

— А этих? — угодливо переспросила Дорка, указывая на Агнешку с Пирошкою.

Графиня пренебрежительно хмыкнула:

— Кому нужны старухи? Да и кто-то же должен мне прислуживать.

— А ну-ка, быстро пошли! Слыхали, что госпожа приказала?

Дорка, словно овец, погнала девушек вниз. Била запоздавших. Несчастные, не понимая, за что их наказывают, плакали и дрожали.

— Молчите! Молчите лучше, не доводите до греха!

В подвале было сыро и промозгло, где-то капала вода. Ни тюфяков, ни соломы — лишь гнилое тряпье на полу.

— Сидите тихо! — Дорка впихнула служанок в каземат, захлопнула за ними дверь, повернула ключ в замке. — Молчите, не плачьте, не жалуйтесь — и тогда, может быть, останетесь живы.

Вечером приехали дочери. Веселые, счастливые, каждая с семьей, свитой, служанками. А муж Анны, Николаус Зриньи, еще и любимую гончую с собою в бричке привез.